Ирландское сердце - [207]

Я жалела, что не могла описать свой арест, не могла привести слова Макреди и Уилсона. Макреди тогда сказал Уилсону: «Я испытываю отвращение к этой стране». А потом еще назвал де Валера кубинским евреем, нашим соотечественником.

И это при том, что Мод рассказывала мне, что у Макреди у самого есть ирландские корни, а жена его родом из графства Корк.

Сложная сеть связей и отношений. Дворянство, спасающее Ирландию от ирландцев.

Я получила от Джона Куинна чек на сто франков. «Комитет очень доволен», – писал он мне. Мои фотографии сработали мощно. На нужды Ирландии с их помощью было собрано десять миллионов долларов.

От Питера не было ни слова, и единственные реальные новости об Ирландии я узнавала только после мессы в Ирландском колледже по воскресеньям.

Там шла медленная мучительная война, скрытая от всего остального мира. Благодаря туристам мы с мадам Симон постоянно были заняты. В Париже никогда еще не было столько приезжих.

Я постоянно поглядывала по сторонам, пытаясь заметить того «регбиста» или кого-то еще, на него похожего, но британцы, похоже, утратили ко мне всяческий интерес.

Ранним апрельским утром, в пять часов, я услышала тихий стук в дверь моей студии.

«Питер», – подумала я.

– Питер, – сказала я и открыла дверь.

– Простите, миссис. Это всего лишь я.

– Сирил! Ради бога, что вы здесь делаете?

– Не уверен, что ради Бога, – скорее ради себя самого.

Я улыбнулась ему, хотя и была очень разочарована.

Сколько раз я представляла себе эту картину: приезд Питера, наше воссоединение, наше…

– Я ужасно голоден, миссис, – тем временем заявил Сирил. – И не отказался бы от жаркого.

– Ну, у меня есть яйца. Могу приготовить вам омлет, – предложила я.

– Предпочту получить их в сыром виде. Дайте мне сковородку с длинной ручкой и много-много масла, а все остальное я беру на себя, – усмехнулся он.

Сирил не только сделал яичницу, но и поджарил ломтики багета, а во время завтрака болтал без умолку:

– «Черно-коричневые» совершили налет на дом моей матери. Они постоянно это делают. Терроризируют наши трущобы. Ездят по улице на грузовиках. Даже танки пригоняют. Нелепо. Мы слышали об их планах бомбить Дублин. Представьте себе аэропланы, летящие над жилыми кварталами. И расстреливающие гражданское население, словно вражеские войска. Англичане освещают дома яркими прожекторами. Народ напуган, сирены, неразбериха. Солдаты ходят по квартирам, взламывают двери, поднимают людей с постели и выгоняют на улицу. Дети, у которых и в лучшие времена теплых вещей мало, ночью просто дрожат от холода. Они заявляют, что ищут фениев, ищут оружие. Но на самом деле просто хотят запугать население. Чтобы матери не пускали своих сыновей присоединяться к борьбе. Но эффект, конечно, противоположный. После каждого такого рейда мы получаем новых добровольцев. Мик говорит, что нам нужно написать «черно-коричневым» благодарственное письмо. Они настолько жестоки, что даже король Георг хочет уже, чтобы они ушли. Дев вернулся в Ирландию. В мае состоятся выборы в скромный карликовый парламент, который дали нам британцы. Слишком маленький и слишком поздно. Всегда одна и та же ошибка с их стороны. Но когда Шинн Фейн одержит победу и он будет избран демократическим путем… – Сирил то повышал, то понижал тон, превращая свою речь в музыку, – тогда уж мир заметит это. Как знать? Дев хочет, чтобы Мик прекратил свою партизанщину и вышел драться с британской армией лицом к лицу, в духе маркиза Куинсберри[198]. Мик только рассмеялся и сказал ему, чтобы тот переговорил с кем-нибудь из парней, сражавшихся на Сомме или под Ипром. Как бы там ни было…

Просто поразительно, как Сирил умудрялся жевать и не проглатывать при этом ни единого слова. Я едва успевала комментировать.

– Но все-таки вы здесь, – сказала я.

– Ну да, и это, как я уже сказал, из-за налета на жилье матери. Слава богу, меня дома не было. Но они забрали ее. И упрятали в тюрьму Маунтджой, можете себе представить? Мод узнала об этом и притащила туда самого Йейтса. А на месте спела им сладкую песню про то, как мама вкалывала на его семью. И этот фокус сработал. Ну, а моя мамаша едва не испортила все дело, в лоб заявив им, что она – ирландская патриотка, что гордится этим, так что, мол, валяйте, можете ее повесить. Несла всякую околесицу, а потом рассказала офицеру, что обладает колдовской силой и может проклясть и его самого, и всю его родню. Короче, Мод с Йейтсом пришлось сильно постараться, чтобы вытащить ее оттуда. А вот мне, похоже, пришло время ненадолго убраться из страны и заняться делом здесь.

– А Питер? – спросила я у него. – Что насчет Питера?

– По-прежнему скрывается где-то в горах, заставляя «черно-коричневых» и полицейских нервничать по этому поводу, – ответил он.

– Вы его видели?

– Не видел, но, наверное, узнал бы, если бы с ним что-то случилось.

– Наверное?

– В наши дни, Нора, ни в чем нельзя быть уверенным до конца. А теперь вот что. Для вас тоже есть задание.

– Какое?

– Нам нужна широкая реклама предстоящих выборов. Как можно больше материалов в американских газетах. Краткая характеристика каждого из кандидатов. Британцы стараются представить ирландцев скопищем ненормальных. А у нас есть немало авторитетных женщин. В общем, мы хотим рассказать о реальном положении дел. Хотим показать им нас как нацию.