Иркутская история - [19]
Очень долгое молчание.
Родик. Прости, Витя.
Нюра (шепотом, Лапченко). Это у вас всегда так?
Лапченко. Что?
Нюра. Про все без утайки.
Лапченко. Стремимся.
Виктор (заметил Нюру). А это еще кто?
Лапченко. Я ж говорю – Нюра, монтер с управления.
Виктор (устало). Ты зачем ее привел?
Лапченко. Симпатизирую… Познакомиться привел.
Нюра (робко, Виктору). Здравствуйте.
Виктор (обнял ее почему-то). Ну, здравствуй, Нюра с управления.
Нюра. А я вас давно знаю… Мы с вами два года назад медленный фокс танцевали.
Виктор (улыбнулся чуть). Было дело, Нюра. (Вдруг яростно ударил кулаком по столу.) Нет!… Не хочу, чтобы ни за что ей деньги дарили. Ее Сергей человеком сделал. Уважаю я ее теперь.
Сердюк. А ребятки… Об них подумал?
Виктор (наконец решился). Батя… Возьмем Валентину на шагающий.
Сердюк. Нельзя… Дела не знает.
Виктор (горячо). Пусть присматривается только, мы сами за нее работу исполним. А там и учить помаленьку начнем – пройдет год, а у нее уж профессия! И домой она не подачку – заработок принесет. Рабочим человеком станет…
Сердюк (медленно). Вот ты тут о любви своей шумел, а я, сказать правду, верил, да не слишком. Теперь другой оборот… (Обнимает Виктора.) Однако на Родьку кричал зря – интеллигенция и все такое. Он тогда от души предложил. И Валентину поддержать требовалось, и ребята малы были. А сейчас, думаю, ты прав, начальник. (Радику.) Не обиделся?
Родик. За что? (Просто.) Его правда.
Сердюк (остальным). Вы как думаете?
Денис. Угадал, сменный. Мой бы майор, подполковника он получил, тоже бы…
Лапченко. Слыхали про майора-то.
Зинка. Тебе, Лапченко, про майора послушать – всегда польза.
Нюра. А чем он тебе плох, Лапченко-то?
Сердюк. Ой, бабоньки, что-то вас многовато стало.
Лариса (входя). Это вы и в мой адрес?
Сердюк (в сердцах). А хоть и в твой! Если я тебя люблю, это еще не причина перед тобой на цыпочках ходить!
Лариса (счастливая). Сказал… При всех сказал…
Сердюк. Ну и что? Все одно – тихо. Полный молчок. (Поразмыслив.) Как обо всем Валентине расскажем?
Валя показывается в дверях.
Виктор. Позволь, батя… Мне уж нынче бояться нечего, я вам про себя все открыл. Позволь и ей скажу.
Валя. Что же ты скажешь мне, Витя?
Все оглянулись на Валю.
Виктор (твердо). Пора своей жизнью жить. Ступай к нам на экскаватор. Делу тебя научим, профессию получишь. Из всех профессий – лучшую.
Валя (не сразу). Понятно. Свою линию проводишь, сменный. (Усмехнулась.) Только не разберу, по какому праву обо мне заботишься? (Сердюку.) За предложение спасибо, да лучше уж я одна проживу. (Берет деньги и кладет их перед Сердюком.) Без благодетелей. (Оглядела всех.) Думаете, не сумею? Уеду я. На свете городов хватит.
Денис (вспыхнул). Ты зачем обижаешь нас? Зачем?
Валя. Начальство твое мне не по душе, солдатик. Очень оно злопамятное. (Подходит к Виктору, смотрит ему в глаза.) Видно, никак мне кой-чего забыть не может.
Виктор. Эх, Валентина… (Идет к двери, надевает куртку.) Прощайте! (Быстро уходит.)
Сердюк (тихо и сокрушенно). Валя, Валя…
Родик (подходит к Вале). Напрасно ты… Он ведь любит тебя… (Тихо.) Необыкновенно.
Зинка (стремительно). Неправая ты, неправая… Зачем Витюшку обидела?
Валя. Зачем… Зачем, Сереженька?…
Комната и люди делаются вдруг почти невидимы, и Валентина остается одна – в луче света.
И так мне без тебя трудно, так трудно. Как дальше-то жить? Не знаю, совсем запуталась…
Голос из хора. Не плачь, мне так хочется, чтобы ни одна слезинка из твоих глаз не пролилась… Люди на земле должны быть счастливы – это факт. А что человеку для счастья нужно? Чтобы дело его было хоть чуточку лучше, чем он сам.
Валя. Как это? Не пойму…
Голос из хора. Эх, не могу я выразить… Не умею. К нам на шагающий иди, начни с подсобной работы… А там на курсы ступай, без отрыва… Говорят, на Волге какая-то дивчина всей сменой на шагающем командует…
Валя. Сереженька!…
Полный свет. Валя снова в своей комнате, окруженная друзьями.
Сердюк. Верни Виктора… Верни, Валя.
Родик. Хочешь, я позову его?
Валя. Спасибо… Только он не вернется. Не такого характера. Я знаю.
Отворяется дверь – на пороге останавливается Виктор.
Ты?… Вернулся?
Виктор. Мало на меня похоже? Ты еще не так узнаешь меня, Валентина. (Подходит к ней.) Уедешь – за тобой пойду и найду всюду. Не позволяй, запрети мне бросить своих друзей ради тебя, Валька… На колени перед тобой встану – только не дай мне подлецом быть перед товарищами.
Валя (подходит к нему). Что ты. Не надо, Витя…
Виктор (с яростным упрямством). Говорю, иди к нам, на экскаватор. Забудь свои обиды, любовь мою – все забудь. Ведь это нашего Сергея машина. Твоего Сергея. Нет его больше на свете, а нам с тобой, Валька, еще ответ перед жизнью держать…
Хор. А пока все ждут, что ответит Валентина, наверху, в комнате Ларисы, спят двое Серегиных – Федор и Леночка.
Темнота. Возникает знакомый нам мотив колыбельной.
– Они спят и видят сны, каких нам с вами уже не видать больше.
– Федьке снится желтый цветочек, нынче он впервые увидел, как рядом с его башмачком торчало из земли это странное не поймешь что.
– А Леночке снится голубой мячик. Его подарил ей утром мальчик Антон, тот, что станет доктором.
Актер, игравший Сергея
С тех пор как в 1947 году Алексей Арбузов написал второй вариант легендарной пьесы, первая версия «Тани» навсегда исчезла с подмостков. Классическим стал сюжет второй вариации: Таня, влюбленная в Германа, хочет жить только для него и бросает медицинский институт. Но Герман влюбляется в другую. Потеряв мужа и ребенка, Таня находит в себе силы начать новую жизнь. Становится врачом, едет работать на Дальний Восток, где встречает настоящую любовь.
Это история двух людей, одному из которых "уже шестьдесят", а другой – "нет еще восьмидесяти", встретившихся случайно, но не случайно полюбивших друг друга… В пьесе участвуют только два актера. Элегантная, с претензией на модную оригинальность – как в одежде, так и в манере поведения, особа – на самом деле легко ранимая, немолодая женщина, сохранившая искренность и глубину чувств, душевную красоту и благородство… Взбалмошная сумасбродка на поверку оказывается обаятельной и остроумной собеседницей, убивающей наповал доводами, которым нельзя отказать в своеобразной логике, умеющей перенять и едко высмеять тон партнера, полностью перехватить инициативу, то есть "вести в счете" до конца "тайма"…
О поиске молодежью своего пути в жизни. О нежелании следовать чьим-либо советам. О возможности по настоящему учиться только на собственных ошибках. И о том, как прекрасно все-таки быть молодым!Пьеса была написана в 1978 году, но ее актуальность не утрачена. Молодые XXI века, молодые 70-х, молодые у Арбузова проходят один и тот же путь: совершают ошибки, ссорятся, мирятся, ищут путь к прощению, стараются понять себя и найти любовь. Они не только юны и энергичны, но и зачастую одиноки, а иногда, благодаря случайной встрече, становятся родными на всю жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие пьесы разворачивается в предвоенные и военные годы, главные герои – молодые люди, будущие медики, потом ставшие врачами, принявшие на себя огромную нагрузку врачей на войне. Не менее трудно и всем остальным героям, даже тем, кто не имеел отношения к медицине. Лихое военное время стало проверкой для всех и для всего. Выдержит ли любовь испытание разлукой, выдержит ли дружба червоточину предательства, выдержит ли организм непосильную работу… И крепкий парень, надежда курса, мечется в терзаниях и сомнениях, мучая себя и близких, а щупленькая пигалица тащит на себе сверхурочную работу, заботу о ребенке, груз тоски по любимому.
Действие начинается во время блокады Ленинграда. Но пьесса менее всего о войне – это притча о любви, лишенная каких бы то ни было определенных временных и пространственных границ. Пьеса Арбузова – лишь повод поразмышлять о вечных ценностях. Притчевость постановки пьессы подчеркивают декорации. Представьте, первая "военно-блокадная" часть спектакля разыгрывается в ослепительно белом интерьере – ни одного цветного пятна. Белая кровать и тумбочка, белые валенки и телогрейки – белый как чистый лист бумаги мир.