Ириска - [9]

Она тычет куда-то пальцем. Исходит слюной

как бешеная собака.

– Убирайся вон!

В первый раз

я ее испугалась.

Черт, не знаешь, чего ожидать.

– Да я уже ухожу.

– Убирайся!

– Ухожу.

– ВОН ОТСЮДА!

Осторожно прохожу мимо Марлы,

задеваю за стул,

стул опрокидывается.

– Развлекайтесь тут без меня, – бормочу себе под нос.

– Что ты сказала? – Она просто шипит.

– К вам не так уж часто заходят,

правда?

Говорю это громче, чем собиралась.

С папой я так никогда бы не спорила,

но на Марлу кричи не кричи —

никакого толка.

– Кто ты? – Марла искренне не понимает.

Думает: кто-то забрался к ней в дом,

кто-то чужой.

– Понятия не имею.

– Убирайся! – кричит она. – Вон!

Еще одно имя

Стою в закусочной,

покупаю жареную треску.

Врывается стайка девушек,

смеются, толкаются.

Одна говорит:

– Не может быть, чтобы он так ответил!

– Уж поверь мне. Он просто нахал, – отвечает другая.

Смеются, толкаются.

– Будешь брать пирог? – говорит одна.

– А можно кусочек твоего? – отвечает другая.

Расплачиваюсь за рыбу, сажусь у окна и ем.

И тут входит Люси с собакой.

Девчонки окликают ее, продолжают болтать.

– Ник такой грубый!

– Но ей все равно понравилось!

– Люси, пойдешь к Кейт в воскресенье?

– Кейт – сучка, – морщится Люси.

– Это точно, – отвечают ей чуть ли не хором.

Люси замечает меня. Но молчит. Подходит к прилавку.

– Чтоб вам не слали всякую хрень —

никому не давайте свой номер, – говорит она девушкам

и заказывает чипсы.

– Ник просто зануда.

Кейт еще нахлебается. Вот увидите, он ее бросит.

Все согласно кивают:

– Конечно!

Я оставляю половину еды на тарелке,

натягиваю куртку.

Дошагала до перекрестка, и тут Люси меня догоняет.

– Почему ты ушла?

– Доела и ушла, – отвечаю.

– Нет, не сейчас, а – тогда, из домика.

Мы могли бы…

Ну, не знаю …

Ты даже не сказала, как тебя зовут,

просто взяла и сбежала.

Как-то странно, да?

Но, может быть, ты всегда такая.

Да большинство людей ненормальные!

Я тоже. В хорошем смысле —

нормальный уровень ненормальности.

Ну и как же тебя зовут?

Пытаюсь сообразить.

Кто я?

Эллисон или Ириска?

А когда я с Люси —

кто-то еще?

Пошутить – и назваться какой-нибудь

исторической личностью,

типа, Маргарет Тэтчер?

Коко Шанель или Роза Паркс.

Или, как звали мою маму —

Дэвина Дэниэлс.

Но их уже нет на свете,

а я-то жива.

А современниц, кого я знаю?

Сильных, смелых…

Не тех, что спасаются бегством.

Или

стараются стать пустым местом.

Кто я?

– Джульетта. – Вот что пришло мне в голову.

Я помню – в четырнадцать лет

она умерла. Потому что отец у нее был придурок.

Лабрадор рвется вперед,

натягивает поводок.

Люси ускоряет шаг,

почти бежит за собакой.

– Джульетта! – кричит она, обернувшись.

– Как в «Макбете»?

Я смеюсь,

хотя не уверена, что она шутит.

Теоретическая подготовка

Полка толстенных книг.

Выбираю, какая потоньше,

сажусь с ней в уголок.

На другом конце читального зала

дети слушают сказку.

Практически с первых страниц понятно

(да, я уверена!) – у Марлы деменция. Старческое слабоумие.

Так что мне нужно: вести себя очень спокойно.

Улыбаться, объяснять простейшие вещи,

в разговоре называть ее по имени,

и

делать паузы,

сосредотачиваться на ней. В общем, больше внимания.

Я же хочу побыть у нее

какое-то время,

так что нужно понять, чем же она больна.

Понять ее.

Конечно, мелькнула мысль,

что я помогаю Марле, но

знаю, что делаю это только ради себя,

ради Эллисон.

Не ради кого-то другого.

На парковке «Рейндж Ровер»

пытается втиснуться

между двумя такси.

Кладу книгу на подоконник

и выхожу.

Хорошая девочка

Когда я была совсем маленькой, я не знала —

нельзя всем рассказывать, что происходит дома:

это секрет.

Секреты

нельзя выбалтывать учителям и друзьям.

А я не скрывала, как мы с папой живем; и однажды

к нам домой пришла женщина —

социальный работник.

В мешковатом костюме,

вся юбка в кошачьей шерсти.

Она осмотрела мою спальню:

папа поменял мне простыни,

пропылесосил ковер.

Она увидела – в доме порядок,

в холодильнике куча еды.

Ребенок без синяков.

После беседы с папой —

душевной беседы

она осталась довольна:

я говорила, что он кричит на меня —

а он нормально разговаривал;

я говорила, что он меня шлепает,

а он уверял – это было единственный раз

и больше не повторится.

– Держи язык за зубами, – сказал мне папа,

когда она ушла,

и приложил палец к моим губам.

– Да, папочка.

– Хорошая девочка, – сказал он и улыбнулся.

Так приятно. Я была рада —

он улыбнулся и

похвалил меня.

Когда?

Интересно, когда меня хватятся в школе?

Сколько времени пройдет, прежде чем спросят отца – где же Эллисон?

А если он станет мямлить, прятать глаза, говорить, что не знает, – что, вызовут полицию?

И как папа докажет,

что я сбежала,

а не

закопана где-то в саду?

Может быть, он бродит по улицам,

ищет меня,

звонит или пишет на почту.

Ждет, чтобы я вернулась.

Нет, не нужно, чтоб он нашел меня,

но хочется, чтобы искал —

грустил,

оттого, что меня нет рядом.

Все еще хочется.

И в голову лезут дурацкие мысли —

если бы он

и впрямь закопал мое тело в саду,

все было бы проще.

И еще раз – когда?

А Келли-Энн? Наверное, уже сто раз позвонила?

Но будет опять набирать мой номер.

Волнуется из-за меня,

а у нее у самой хватает забот.

Когда она подумает: «наверное, все бесполезно»?

Перестанет беспокоиться обо мне,

скажет: «хватит уже»?

Когда Келли-Энн забудет меня совсем?

Или я ее?

Все на виду

Какой бы ящик Марла ни открыла – ворчит.