Ириска - [7]

Кто я?

Кто же? Ну кто?

Думай, Эллисон, думай.

– Я у вас прибиралась.

Сажусь на ступеньку,

надеваю кроссовки.

На полу под столиком – паутина.

Марла хватает зонт,

тычет им в мою сторону.

– Мне не нужна уборщица.

Больше не приходи!

Сама сумею навести порядок.

– Хорошо.

Она поднимает зонтик над головой,

задевает за вешалку,

и неожиданно

он раскрывается.

Я подхожу к ней.

– Заплатите, и я ухожу.

Протягиваю ладонь.

Марла фыркает от злости. Наверное, думает: «Вот нахалка!»

– Я что, калека?

Нет, черт побери!

Вполне могу сама подмести.

А кое-кому и метлой по спине

достанется,

если вздумает морочить мне

голову.

Не сомневайся.

Разве ты занималась уборкой?

– Вы должны мне двенадцать

фунтов.

Не знаю, зачем я все это затеяла…

Нет чтобы просто уйти,

а потом вернуться.

Она закусила губу.

– Ваша сумочка в гостиной, —

говорю ей холодно

и насмешливо.

«Уходи, – говорю я себе. —

Зачем тебе с ней препираться?»

– Деньги? И не надейся.

Марла серьезна.

Прохожу мимо нее

в гостиную,

беру ее сумку

возвращаюсь, вручаю Марле.

– Двенадцать фунтов.

У меня самой трясутся колени.

Она уже смотрит растерянно,

может быть, даже боится.

– Ты давно уже здесь?

– Два часа убирала. Шесть фунтов

за час.

Марла глядит в потолок,

швыряет в угол раскрытый зонтик.

– Не смей приходить сюда.

Чтобы я больше тебя здесь не видела!

Слышишь?

Еще раз заявишься – вызову полицию.

Да, полицию!

На столике дисковый телефон.

Черный, в пыли.

Я пожимаю плечами.

Она протягивает мне десятку и две монеты.

– До свиданья, – прощаюсь.

Дождь

Плащ бы сейчас пригодился.

Мелкая морось быстро переходит в дождь.

Что называется – как из ведра.

Хляби небесные.

С моря дует холодный ветер.

Щека болит.

Я влезаю между двумя

покосившимися пляжными домиками,

чтоб не промокнуть,

и поднимаю глаза,

только когда передо мной появляются

чьи-то ноги в резиновых сапогах.

Девушка в дождевике глядит на меня недовольно; рядом с ней лабрадор.

Шкура как бархат. Виляет хвостом,

отряхивается.

С капюшона девушки капает вода.

– Ты поранилась?

Что у тебя с лицом?

– Ничего. Просто попала под дождь.

Пляжный домик № 13

Из пляжного домика не видно города —

окна выходят на море.

Атлантический океан

до самой Америки – плыви,

если хватит духу.

Деревянные стены пахнут мятой и плесенью.

– Я бы хотела здесь жить, – говорю задумчиво девушке,

а она вытирает собаку кухонным полотенцем.

Девушка смеется,

рассказывает про своего брата:

он как-то приехал сюда

на неделю,

еще когда учился в школе.

Чуть с ума не сошел – ему до смерти надоели барабаны!

– Кто играет на барабанах?

– Я, – небрежно отвечает она,

как будто это самое обычное занятие.

Ее зовут Люси;

она говорит так уверенно, словно

все в мире должны обожать ее барабаны.

Опускаю глаза.

Делаю вид, что разглядываю

половицы, лапы собаки,

коврик с рисунком медузы.

Она указывает на крышу – капли уже не стучат.

– Дождь перестал.

Наверное, хочет сказать мне:

«Можешь идти».

И я ухожу.

Друзья

Папе не нравилось, когда я проводила время с друзьями.

Он говорил:

– Ты думаешь, деньги даются легко? Нет!

Бездельничать может каждый.

Я же плачу за то, что ты учишься плавать,

так заслужи.

Для начала вымой посуду.

Он говорил:

– Сдашь экзамены —

устраивайся работать по выходным.

Я хороший отец. Ведь я же тебя кормлю?

Он говорил:

– Погулять? Нет, уже поздно.

Знаю я эти ваши прогулки!

Вроде бы можно было пригласить друзей в дом,

и в то же время

нельзя.

Софи и Джеки не держали бы язык за зубами,

если бы что-то показалось им странным.

Джеки вообще паникерша, а Софи – болтушка.

Мне не хотелось, чтоб они знали, какой он на самом деле —

грубый, вечно сердитый,

и как обращается с Келли-Энн.

– Что же ты не пришла к Мартину? – недоумевала Джеки.

– Ты ему точно нравишься, он все время тебя приглашает.

Его брат купил себе новый мотоцикл.

Сказал – даст покататься.

Только нужна подходящая обувь.

Там выхлопная труба… Ноги печет.

– Элли, кажется, задирает нос, – сказала Софи.

– А может быть, у тебя уже кто-то есть?

Кто? Случайно, не папа Джеки?

– Заткнись, – сказала ей Джеки.

Толкнула Софи,

и они засмеялись.

Папа Джеки встречался

с двадцатилетней.

Мы так шутили – будто она еще школьница,

а он педофил.

Джеки не обижалась.

– Я хотела пойти, – говорю им.

– Отец не пустил.

– Так приходи в субботу, – сказала Джеки.

– Сходим в кино.

Пройдем без билета.

Вряд ли там что-то хорошее, нечего зря тратить деньги.

Джеки продержалась дольше, чем Софи.

С Джеки

всегда

было проще.

– Не могу.

Я не знала, как объяснить,

почему не могу проводить с ними время?

Боялась, что папа скажет:

«Бездельница».

Или еще что похуже.

Скажет или сделает.

Она ждала меня?

Марла сидит за столом на кухне,

разгадывает кроссворд,

пишет, зачеркивает.

Стучу по косяку, чтобы она не испугалась.

– Я вернулась, – говорю

как можно небрежнее,

в надежде – она помнит Ириску,

а не уборщицу-самозванку.

Мне нужно остаться на ночь.

– О. – Она совершенно спокойна. Бормочет:

– Шесть по горизонтали.

Место жительства: три буквы.

Я тереблю рукав, натягиваю на ладошку.

Шепотом подсказываю ей:

– Дом…

Марла считает клеточки.

– А, ты дома.

Дом. Точно. Подходит!

Кроссворды

Папа всегда говорил загадками.

Намеки, подсказки,

пересечение слов

в

е

г о р и з о н т а л ь н о,

т

и

к

а

л

ь

н

о,

зачем все так усложнять?

Я умею разгадывать кроссворды.

Но никогда не могла понять своего отца.