Иосиф Бродский после России - [5]
Песня невинности, она же — опыта («Мы хотим играть на лугу в пятнашки…») Т. 3. С. 30–33. Впервые: ЧР.
Название и эпиграфы отсылают к «Песням невинности» («Songs of lnnocence», 1789) и «Песням опыта» («Songs of Experience)), 1794) Вильяма Блейка (1757–1827). Эпиграфы — в переводе Бродского.
«Похороны Бобо» («Бобо мертва, но шапки недолой…») Т. 3. С. 34–35.
Впервые: Russ. Lit. Quarterly. 1973. № 6.
Квадраты окон, сколько ни смотри/по сторонам — в петербургском пейзаже этого текста квадраты окон связываются со стихотворением О. Мандельштама «Вы, с квадратными окошками / Невысокие дома…» (1925), в которое образ «квадратных окошек» приходит из стихотворения И. Анненского «Квадратные окошки».
Такой мороз, что коль убьют, то пусть / из огнестрельного оружья… Ср.: замечание Я. А. Гордина: «К Ларисе Степановой Иосиф относился с нежностью и почтением. Некоторую роль играло, очевидно, то, что Лора тонкий специалист по итальянской культуре. А к Италии он питал особое пристрастие. Но главное было, разумеется, в другом — в ней сочетается женская очаровательность с острым умом и изящным остроумием. Незадолго до его отъезда Лора и Иосиф пришли к нам поздно вечером. Зимним вечером. На улице стоял суровый мороз. Когда мы сели за стол — мы с женой и они, Лора поежилась и сказала: "Так холодно — хочется, чтобы застрелили из огнестрельного оружия!» Иосиф вскоре буквально воспроизвел эту шутку в "Похоронах Бобо"» (Лопухина В. Иосиф Бродский: Жизнь. Труды. Эпоха. СПб.: Звезда, 2008. С. 183).
Твои образ будет, знаю наперед, / в жару и при морозе-ломоносе / не уменьшаться, но наоборот / в неповторимой перспективе Росси — имеется в виду перспектива улицы Зодчего Росси (быв. Театральная) в Санкт-Петербурге, один из самых знаменитых петербургских ансамблей, лучший вид на который открывается с площади Ломоносова (отсюда приходит эпитет ломонос).
Торс («Если вдруг забредаешь в каменную траву…») Т. 3. С. 36.
Впервые: Континент. 1976. № 10.
Комментарий Бродского: «В Риме я тогда был всего дня два. Торс — не конкретно чей-то, не исторический, просто описание мраморных дел, которых там множество. Сейчас мне это кажется похожим на фонтан на территории Французской академии, на Вилле Боргезе, с массой фигур» (ПМ, 175).
Неоконченный отрывок («Во время ужина он встал из-за стола…») Т. 3. С. 37.
Впервые: СС2.
Открытка с тостом («Желание горькое — впрямь!»)Т. 3. С. 38–39.
Впервые: СС1.
«С красавицей налаживая связь…» Т. 3. С. 40.
Впервые: Время и мы. 1977. 17.
…вдоль стен тюрьмы, где отсидел три года — имеется в виду печально известная ленинградская тюрьма «Кресты», хотя Бродский и не сидел там три года, а находился в заключении лишь во время следствия.
Роттердамский дневник («Дождь в Роттердаме. Сумерки. Среда») Т. 3. С. 43.
Впервые: У.
«Первые стихи, сочиненные Бродским в Голландии летом 1974 года, «Роттердамский дневник», как раз передают его ощущения как посетителя этого страшного на вид, каждым камнем напоминающего о своем страдании и утрате красоты, восстановленного города» (Верхейл К. Танец вокруг мира… С. 164).
У Корбюзье то общее с Люфтваффе — французский архитектор Ле Корбюзье (настоящее имя Шарль Эдуард Жаннере-Гри, 1887–1965) был для Бродского олицетворением безликости и уродливости современной архитектуры. Ср.: в эссе «После путешествия, или Посвящается позвоночнику» (речь идет о Рио-де-Жанейро): Двух-трехкилометровая полоса земли между океаном и скальным нагромождением вся заросла сооружениями, а-ля этот идиот Корбюзье. Девятнадцатый и восемнадцатый век уничтожены совершенно» (Т. 6. С. 58).
Комментарий Бродского: «Poetry International — есть такой международный фестиваль поэзии, ежегодный. Местоимение "мы" в стихотворении — участники фестиваля в июле 73-го года.
Как известно, город несколько дней бомбила гитлеровская авиация, после чего Голландия капитулировала. Там один из самых моих любимых памятников — жертвам бомбардировки работы Цадкина. И потом, это родина Эразма, первого, по-моему, наиболее ответственного антисемита в европейской истории. В общем, я исполнился всяких чувств, гуляя там, и написал эти стишки. Я показал их своему голландскому приятелю, который понимает по-русски, и он засмеялся: оказывается, помимо трагедии, там был и другой момент. Голландцы говорили, что Роттердама не жалко, потому что это был самый уродливый город страны, и даже хорошо, что его разбомбили.
Сейчас-то там опять уродство — коробки-коробки-коробки. И заметьте, эту мою мысль о том, что у Корбюзье есть общее с Люфтваффе, выраженную в 73-м году, почти через двадцать лет стал высказывать принц Чарльз, критикуя современных архитекторов. Он так и выразился: это хуже Люфтваффе. Они были замечательные люди — Корбюзье, Гропиус и другие, но наваляли много. Особенно все это заметно, когда приезжаешь в Роттердам из Амстердама или Лейдена» (ПМ).
Лагуна («Три старухи с вязаньем в глубоких креслах…»)
Комментарий Бродского: «Первое итальянское стихотворение. Я в Венецию приехал из Мичигана на зимние каникулы и там же стал писать "Лагуну". Отметиться желание было. Но написал только наполовину, поскольку был в Венеции всего семь или восемь дней — жил в пансионе "Аккадемиа". Дописывал в АннАрборе» (ПМ, 170).
Бродский и Ахматова — знаковые имена в истории русской поэзии. В нобелевской лекции Бродский назвал Ахматову одним из «источников света», которому он обязан своей поэтической судьбой. Встречи с Ахматовой и ее стихами связывали Бродского с поэтической традицией Серебряного века. Автор рассматривает в своей книге эпизоды жизни и творчества двух поэтов, показывая глубинную взаимосвязь между двумя поэтическими системами. Жизненные события причудливо преломляются сквозь призму поэтических строк, становясь фактами уже не просто биографии, а литературной биографии — и некоторые особенности ахматовского поэтического языка хорошо слышны в стихах Бродского.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.