Иосиф Бродский после России - [5]
Песня невинности, она же — опыта («Мы хотим играть на лугу в пятнашки…») Т. 3. С. 30–33. Впервые: ЧР.
Название и эпиграфы отсылают к «Песням невинности» («Songs of lnnocence», 1789) и «Песням опыта» («Songs of Experience)), 1794) Вильяма Блейка (1757–1827). Эпиграфы — в переводе Бродского.
«Похороны Бобо» («Бобо мертва, но шапки недолой…») Т. 3. С. 34–35.
Впервые: Russ. Lit. Quarterly. 1973. № 6.
Квадраты окон, сколько ни смотри/по сторонам — в петербургском пейзаже этого текста квадраты окон связываются со стихотворением О. Мандельштама «Вы, с квадратными окошками / Невысокие дома…» (1925), в которое образ «квадратных окошек» приходит из стихотворения И. Анненского «Квадратные окошки».
Такой мороз, что коль убьют, то пусть / из огнестрельного оружья… Ср.: замечание Я. А. Гордина: «К Ларисе Степановой Иосиф относился с нежностью и почтением. Некоторую роль играло, очевидно, то, что Лора тонкий специалист по итальянской культуре. А к Италии он питал особое пристрастие. Но главное было, разумеется, в другом — в ней сочетается женская очаровательность с острым умом и изящным остроумием. Незадолго до его отъезда Лора и Иосиф пришли к нам поздно вечером. Зимним вечером. На улице стоял суровый мороз. Когда мы сели за стол — мы с женой и они, Лора поежилась и сказала: "Так холодно — хочется, чтобы застрелили из огнестрельного оружия!» Иосиф вскоре буквально воспроизвел эту шутку в "Похоронах Бобо"» (Лопухина В. Иосиф Бродский: Жизнь. Труды. Эпоха. СПб.: Звезда, 2008. С. 183).
Твои образ будет, знаю наперед, / в жару и при морозе-ломоносе / не уменьшаться, но наоборот / в неповторимой перспективе Росси — имеется в виду перспектива улицы Зодчего Росси (быв. Театральная) в Санкт-Петербурге, один из самых знаменитых петербургских ансамблей, лучший вид на который открывается с площади Ломоносова (отсюда приходит эпитет ломонос).
Торс («Если вдруг забредаешь в каменную траву…») Т. 3. С. 36.
Впервые: Континент. 1976. № 10.
Комментарий Бродского: «В Риме я тогда был всего дня два. Торс — не конкретно чей-то, не исторический, просто описание мраморных дел, которых там множество. Сейчас мне это кажется похожим на фонтан на территории Французской академии, на Вилле Боргезе, с массой фигур» (ПМ, 175).
Неоконченный отрывок («Во время ужина он встал из-за стола…») Т. 3. С. 37.
Впервые: СС2.
Открытка с тостом («Желание горькое — впрямь!»)Т. 3. С. 38–39.
Впервые: СС1.
«С красавицей налаживая связь…» Т. 3. С. 40.
Впервые: Время и мы. 1977. 17.
…вдоль стен тюрьмы, где отсидел три года — имеется в виду печально известная ленинградская тюрьма «Кресты», хотя Бродский и не сидел там три года, а находился в заключении лишь во время следствия.
Роттердамский дневник («Дождь в Роттердаме. Сумерки. Среда») Т. 3. С. 43.
Впервые: У.
«Первые стихи, сочиненные Бродским в Голландии летом 1974 года, «Роттердамский дневник», как раз передают его ощущения как посетителя этого страшного на вид, каждым камнем напоминающего о своем страдании и утрате красоты, восстановленного города» (Верхейл К. Танец вокруг мира… С. 164).
У Корбюзье то общее с Люфтваффе — французский архитектор Ле Корбюзье (настоящее имя Шарль Эдуард Жаннере-Гри, 1887–1965) был для Бродского олицетворением безликости и уродливости современной архитектуры. Ср.: в эссе «После путешествия, или Посвящается позвоночнику» (речь идет о Рио-де-Жанейро): Двух-трехкилометровая полоса земли между океаном и скальным нагромождением вся заросла сооружениями, а-ля этот идиот Корбюзье. Девятнадцатый и восемнадцатый век уничтожены совершенно» (Т. 6. С. 58).
Комментарий Бродского: «Poetry International — есть такой международный фестиваль поэзии, ежегодный. Местоимение "мы" в стихотворении — участники фестиваля в июле 73-го года.
Как известно, город несколько дней бомбила гитлеровская авиация, после чего Голландия капитулировала. Там один из самых моих любимых памятников — жертвам бомбардировки работы Цадкина. И потом, это родина Эразма, первого, по-моему, наиболее ответственного антисемита в европейской истории. В общем, я исполнился всяких чувств, гуляя там, и написал эти стишки. Я показал их своему голландскому приятелю, который понимает по-русски, и он засмеялся: оказывается, помимо трагедии, там был и другой момент. Голландцы говорили, что Роттердама не жалко, потому что это был самый уродливый город страны, и даже хорошо, что его разбомбили.
Сейчас-то там опять уродство — коробки-коробки-коробки. И заметьте, эту мою мысль о том, что у Корбюзье есть общее с Люфтваффе, выраженную в 73-м году, почти через двадцать лет стал высказывать принц Чарльз, критикуя современных архитекторов. Он так и выразился: это хуже Люфтваффе. Они были замечательные люди — Корбюзье, Гропиус и другие, но наваляли много. Особенно все это заметно, когда приезжаешь в Роттердам из Амстердама или Лейдена» (ПМ).
Лагуна («Три старухи с вязаньем в глубоких креслах…»)
Комментарий Бродского: «Первое итальянское стихотворение. Я в Венецию приехал из Мичигана на зимние каникулы и там же стал писать "Лагуну". Отметиться желание было. Но написал только наполовину, поскольку был в Венеции всего семь или восемь дней — жил в пансионе "Аккадемиа". Дописывал в АннАрборе» (ПМ, 170).
Бродский и Ахматова — знаковые имена в истории русской поэзии. В нобелевской лекции Бродский назвал Ахматову одним из «источников света», которому он обязан своей поэтической судьбой. Встречи с Ахматовой и ее стихами связывали Бродского с поэтической традицией Серебряного века. Автор рассматривает в своей книге эпизоды жизни и творчества двух поэтов, показывая глубинную взаимосвязь между двумя поэтическими системами. Жизненные события причудливо преломляются сквозь призму поэтических строк, становясь фактами уже не просто биографии, а литературной биографии — и некоторые особенности ахматовского поэтического языка хорошо слышны в стихах Бродского.
«Божественная комедия» Данте Алигьери — мистика или реальность? Можно ли по её тексту определить время и место действия, отождествить её персонажей с реальными людьми, определить, кто скрывается под именами Данте, Беатриче, Вергилий? Тщательный и придирчивый литературно-исторический анализ текста показывает, что это реально возможно. Сам поэт, желая, чтобы его бессмертное произведение было прочитано, оставил огромное количество указаний на это.
В рубрике «Трибуна переводчика» — «Хроники: из дневника переводчика» Андре Марковича (1961), ученика Ефима Эткинда, переводчика с русского на французский, в чьем послужном списке — «Евгений Онегин», «Маскарад» Лермонтова, Фет, Достоевский, Чехов и др. В этих признаниях немало горечи: «Итак, чем я занимаюсь? Я перевожу иностранных авторов на язык, в котором нет ни малейшего интереса к иностранному стихосложению, в такой момент развития культуры, когда никто или почти никто ничего в стихосложении не понимает…».
Данное исследование частично выполняет задачу восстановления баланса между значимостью творчества Стругацких для современной российской культуры и недополучением им литературоведческого внимания. Оно, впрочем, не предлагает общего анализа места произведений Стругацких в интернациональной научной фантастике. Это исследование скорее рассматривает творчество Стругацких в контексте их собственного литературного и культурного окружения.
Проблема фальсификации истории России XX в. многогранна, и к ней, по убеждению инициаторов и авторов сборника, самое непосредственное отношение имеет известная книга А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». В сборнике представлены статьи и материалы, убедительно доказывающие, что «главная» книга Солженицына, признанная «самым влиятельным текстом» своего времени, на самом деле содержит огромное количество грубейших концептуальных и фактологических натяжек, способствовавших созданию крайне негативного образа нашей страны.
Особая творческая атмосфера – та черта, без которой невозможно представить удивительный город Одессу. Этот город оставляет свой неповторимый отпечаток и на тех, кто тут родился, и на тех, кто провёл здесь лишь пару месяцев, а оставил след на столетия. Одесского обаяния хватит на преодоление любых исторических превратностей. Перед вами, дорогой читатель, книга, рассказывающая удивительную историю о талантливых людях, попавших под влияние Одессы – этой «Жемчужины-у-Моря». Среди этих счастливчиков Пушкин и Гоголь, Бунин и Бабель, Корней Чуковский – разные и невероятно талантливые писатели дышали морским воздухом, любили, творили.
«Во втором послевоенном времени я познакомился с молодой женщиной◦– Ольгой Всеволодовной Ивинской… Она и есть Лара из моего произведения, которое я именно в то время начал писать… Она◦– олицетворение жизнерадостности и самопожертвования. По ней незаметно, что она в жизни перенесла… Она посвящена в мою духовную жизнь и во все мои писательские дела…»Из переписки Б. Пастернака, 1958««Облагораживающая беззаботность, женская опрометчивость, легкость»,»◦– так писал Пастернак о своей любимой героине романа «Доктор Живаго».