Иосиф Бродский после России - [21]
См. также: Николаев С. Г. Об одном стихотворении Бродского и его переводе, выполненном Бродским // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета. Пятигорск, 1999. № 3. С. 40–45.
Эклога 4-я (зимняя) («Зимой смеркается сразу после обеда…») С. 197–202.
Впервые: Континент. 1980. № 26.
Автоперевод под названием «Eclogue IV: Winter» вошел в TU.
Дерек Уолкотт (род. 1930) — англоязычный поэт с Карибских островов, Нобелевский лауреат 1992 г. в области литературы, друг Бродского.
…в день восьмой и после… Библейская история Творения описывает семь дней. Таким образом, «день восьмой и после» — время, когда мир был уже сотворен и изменения в него не вносились.
… мир, где рассеянный свет — генератор будней… Ср. н иже развитие этого образа в стихотворении «Жизнь в рассеянном свете».
…пальчик/шалуна из русского стихотворенья… Отсылка к хрестоматийным строкам из пятой главы пушкинского «Евгения Онегина»:
Вот бегает дворовый мальчик, В салазки жучку посадив, Себя в коня преобразив; Шалун уж заморозил пальчик: Ему и больно и смешно, А мать грозит ему в окно…
…«Тоска» или «Лючия»… «Тоска» — опера Д. Пуччини (1899); «Лючия ди Ламмермур» — опера Г. Доницетти (1835). По замечанию Е. Петрушанской, первая из них была «не слишком терпимой поэтом», вторая — любимой. «Так через указания ценимого и неприятного в музыке поэт косвенно говорит о стирании временем эмоциональных, стилевых отличий, о забвении, безразличии» (Петрушанская Е. Музыкальный мир Иосифа Бродского… С. 177).
Только горячий уголь / тлеет в серой золе рассвета… Ср. сходный образ в «Горении»:
Ты та же, какой была. От судьбы, от жилья после тебя — зола, тусклые уголья, холод, рассвет, снежок, пляска замерзших розг.
…всяческая колонна /выглядит пятой… См. комментарий к стихотворению «В озерном краю».
…сам Казимир бы их не заметил, / белых на белом… Казимир Малевич. См. примечание к «Римским элегиям»
…ни Ярославны, хоть на Путивль настроясь… Имеется в виду плач Ярославны из «Слова о полку Игореве»: «Ярославна рано плачетъ въ Путивле на забрале…»
Я пою… частоту бемоля —/точно "чижика" где подбирает рука Господня… По поводу этой строчки Е. Петрушанская отмечает: «Реальный источник музыкальной метафоры, где оксюмороном слышится сочетание "руки Господней" и подобранного "Чижика-Пыжика" может быть следующим. Среди молодых музыкантов известна такая шутка: начало До-мажорной прелюдии из Первого тома "Хорошо темперированного клавира" Баха совмещают в одновременности с мотивом "Чижика", ибо гармонические основы первых тактов прелюдии и песенки совпадают» (Петрушанская Е. Музыкальный мир Иосифа Бродского… С. 305)
…кириллица, грешным делом, разбредаясь по прописи вкривь ли, вкось ли, знает больше, чем та сивилла, о грядущем… Ср. в VII главе «Евгения Онегина»:
Благослови мой долгий труд,
О ты, эпическая муза!
И верный посох мне вручив,
Не дай блуждать мне вкось и вкрив.
Та сивилла… Сивилла Кумекая из эклоги Вергилия (см. эпиграф, в котором она упоминается).
См. также о стихотворении: Шерр Б. «Эклога 4-я (зимняя)» (1977), «Эклога 5-я (летняя)» (1981) // Как работает стихотворение Бродского: Из исследований славистов на Западе. М.: НЛО, 2002. С. 159–171.
«Восходящее желтое солнце следит косыми…» Т. 3. С. 203.
Впервые: ЧРА.
Автоперевод под названием «Tsushima Screen» вошел в TU.
Восходящее желтое солнце следит косыми / глазами…
В метафоре Бродского обыгрывается известный пассаж из очерка Бунина о Куприне, ставший примером неудачного шаблона: «Беда в том, что в талантливость Куприна входил большой дар заражаться и пользоваться не только мелкими шаблонами, но и крупными, не только внешними, но и внутренними. И выходило так: требуется что-нибудь подходящее для киевской газетки? пожалуйста, — в пять минут сделаю и, если нужно, не побрезгаю писать вроде того, что "заходящее солнце косыми лучами освещало вершины дерев…"» (Бунин И. А., «Куприн» (1938)). Клише здесь освежается благодаря метафорическому переосмыслению. Бродский сталкивает в одной строке «мелкие» и «крупные», «внешние» и «внутренние» шаблоны — такие, как цитата из Бунина, «страна восходящего солнца», «косые глаза» японцев, «желтая раса» и т. д. Неслучайным оказывается и отсылка к очерку о Куприне — вспомним рассказ Куприна «Штабс-капитан Рыбников», начинающийся со строчки о Цусиме: «В тот день, когда ужасный разгром русского флота у острова Цусима приближался к концу…».
Цусима — остров в Корейском проливе, принадлежащий Японии, около которого 14(27)-15(28) мая 1905 года произошло крупное русско-японское морское сражение. В нем была фактически разгромлена русская эскадра (из 29 кораблей уцелели 6). Поражение при Цусиме во многом решило ход русско-японской войны и повлияло на политическое, социальное и культурное развитие России. Образ Цусимы неоднократно появлялся в русской поэзии.
«Дни расплетают тряпочку, сотканную Тобою…» Т. 3. С. 204.
Впервые: Часть речи: Альм. лит. и искусства. Нью-Йорк, 1980. Вып. 1.
То ли сыр пересох… не разбирает, где кровь, где тенор — здесь Бродский обыгрывает образы из басни И. А. Крылова «Ворона и лисица» (1807). Об образе тенора, который в поэтике Бродского становится знаком одаренности, избранности, см.: Петрушанская Е. Музыкальный мир Иосифа Бродского… С. 85–86.
Бродский и Ахматова — знаковые имена в истории русской поэзии. В нобелевской лекции Бродский назвал Ахматову одним из «источников света», которому он обязан своей поэтической судьбой. Встречи с Ахматовой и ее стихами связывали Бродского с поэтической традицией Серебряного века. Автор рассматривает в своей книге эпизоды жизни и творчества двух поэтов, показывая глубинную взаимосвязь между двумя поэтическими системами. Жизненные события причудливо преломляются сквозь призму поэтических строк, становясь фактами уже не просто биографии, а литературной биографии — и некоторые особенности ахматовского поэтического языка хорошо слышны в стихах Бродского.
Статья украинского писателя Майка Йогансена, написанная им на русском языке, и опубликованная 7 ноября 1925 года в харьковской газете «Коммунист».
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».