Иосиф Бродский после России - [22]
Пьяцца Маттеи («Я пил из этого фонтана…») Т. 3. С. 207–212.
Впервые: У.
На экземпляре «Урании», принадлежащем Е. Рейну, надпись, сделанная рукой Бродского: «Все описанное здесь — чистая правда, полный акмеизм».
Микелина — см. комментарий к «Римским элегиям».
Граф выиграл, до клубнички лаком… Выражение, восходящее к гоголевским «Мертвым душам», где Ноздрев характеризует своего приятеля-поручика: «Поверишь ли, простых баб не пропустил. Это он называет: попользоваться насчет клубнички».
…око, невольно наводясь на резкость, / глядит далёко —/ на Север… В связи с этими строками А. Ю. Арьев отмечает (см. ниже ссылку на его статью): «Этот "Север", эта "Европа", конечно, никакие не "Европа" и не абстрактный "Север", а Россия, город на берегах Невы». Важным оказывается, что тема севера подчеркивается и за счет введения отсылки к другому тексту, в данном случае — пушкинскому «Каменному гостю»:
А далеко, на севере — в Париже -
Быть может, небо тучами покрыто,
Холодный дождь идет и ветер дует.
Назо — Бродский называет так Публия Овидия Назона, используя традиционно употребляющуюся в английском языке (в отличие от русской традиции передачи латинских имен) форму латинского номинатива.
Гпавная из Резвых/взглянет — Эвтерпа… Здесь Бродский называет главной из муз Эвтерпу, музу лирической поэзии. В других текстах главной оказывается Урания (ср. название книги, в которую вошло стихотворение).
…обручив запястье /с котлом швейцарским… Жаргонное «котлы» — часы.
Буонарроти — Микеланжело Буонаротти (1475–1564), великий итальянский художник, скульптор, архитектор и поэт.
Борромини — Франческо Борромини (1599–1667), итальянский архитектор, классик римского барокко.
…чоколатта кон панна… В Италии — горячий шоколад со взбитыми сливками.
…в центре мирозданья /и циферблата. Здесь обыгрывает-ся сочетание «римские цифры» — обычно именно римские цифры обозначены на циферблатах часов. Рим же можно считать и центром мироздания, ср. пословицу «все дороги ведут в Рим» и восприятие образа Рима в русской культуре.
…где говорил октавой/порой иною /Тасс… Торквато Тассо (1544–1595, в русской традиции XVIII–XIX века его чаще называли Тасс), итальянский поэт. Один из создателей октавы (строфы из восьми стихов с рифмовкой abababcc) — традиционной строфы итальянских эпических поэм.
Мой рот оскален / от радости: ему знакома / судьба развалин… Один из постоянных мотивов Бродского. См. стихотворение «В Озерном краю». Ср. также в стихотворении «1972»: «В полости рта не уступит кариес / Греции древней, по меньшей мере».
усталый раб <…> даст из удушливой эпохи / побег — переосмысленная за счет многозначности слова «побег» и растянутая на две строфы отсылка к стихотворению А. С. Пушкина «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит…» (1834): «Давно, усталый раб, замыслил я побег / В обитель дальную трудов и чистых нег».
Скрипи, перо. Черней, бумага. /Лети, минута — мотив скрипящего пера, связанный с поэтическим творчеством, регулярно появляется в поэзии Бродского.
См. подробнее: Арьев А. Из Рима в Рим: (Стихотворение Иосифа Бродского "Пьяцца Маттеи") // Размером подлинника: Сборник посвященный 50-летию И. Бродского. Таллинн, 1990. С. 222–241.
Горение («Зимний вечер. Дрова…») Т. 3. С. 213–215.
Впервые: Континент. 1983. № 36.
Назарей — Иисус (из Назарета).
менада — менадами или вакханками в греческой мифологии называли спутниц Диониса. Следуя за Дионисом, полуобнаженные менады в безумном восторге взывают к нему, растерзывают диких животных (и не только — так, ими был убит и растерзан Орфей) и сокрушают все на своем пути.
См. анализ стихотворения в статье: Шайтанов И. Уравнение с двумя неизвестными: (Поэты-метафизики Джон Донн и Иосиф Бродский) // Вопросы литературы. М., 1998. № 6. С. 3–39.
Прилив («В северной части мира я отыскал приют…») Т. 3. С. 216–218.
Впервые: У.
Комментарий Бродского: «Местечко Анструтер, на северо-востоке Шотландии, возле Сент-Эндрюса, на заливчике. Я там оказался в 81-м году, если не ошибаюсь. Перед этим я прожил полгода в Американской академии в Риме, в июне срок кончился, и надо было удирать, потому что становилось чудовищно жарко. В Шотландии у меня были знакомые, а у их дядюшки ферма недалеко от этого самого Анструтера. Там я и прожил месяц в полном одиночестве, о чем и идет речь. И то, что "в северной части мира я отыскал приют" — это без иносказаний, буквально» (ПМ).
аквилон — римское обозначение северного ветра, соответствующее греческому Борею.
Вот про что напевал, пряча плавник <…> чтобы ты навострился слагать из костей И. X. Здесь отражена повлиявшая на Бродского и часто отражающаяся в его стихах (начиная с «Исаака и Авраама») каббалистическая концепция нотарикона с одной стороны, и раннехристианское представление о рыбе, как символе Христа — с другой. Ср. замечание С. С. Аверинцева о раннехристианской культуре: «В иудейском мистическом трактате "Буквы рабби Акибы" речь идет о сокровенном значении каждой буквы еврейского алфавита от алефа до тава… Оказывается, имена букв надо читать как аббревиатуры, образованные первыми буквами слов, которые в совокупности составляют ту или иную назидательную фразу… такая операция называлась "нотарикон" и была в большом ходу; наиболее известный случай применения принципа "нотарикона" — обычай ранних христиан толковать слово IX0YZ ("рыба") как аббревиатуру священной формулы Тпаоос; XpicrtuaOeouYioqSwfrip' ("ИисусХристос, Сын Божий, Спаситель")» (Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы, М., 1977. С. 206).
Бродский и Ахматова — знаковые имена в истории русской поэзии. В нобелевской лекции Бродский назвал Ахматову одним из «источников света», которому он обязан своей поэтической судьбой. Встречи с Ахматовой и ее стихами связывали Бродского с поэтической традицией Серебряного века. Автор рассматривает в своей книге эпизоды жизни и творчества двух поэтов, показывая глубинную взаимосвязь между двумя поэтическими системами. Жизненные события причудливо преломляются сквозь призму поэтических строк, становясь фактами уже не просто биографии, а литературной биографии — и некоторые особенности ахматовского поэтического языка хорошо слышны в стихах Бродского.
Статья украинского писателя Майка Йогансена, написанная им на русском языке, и опубликованная 7 ноября 1925 года в харьковской газете «Коммунист».
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».