Иосиф Бродский после России - [10]

Шрифт
Интервал


Шорох акации («Летом столицы пустеют. Субботы и отпуска…») Т. 3. С. 107–108.

Впервые: Континент. 1977. № 14.


Декабрь во Флоренции («Двери вдыхают воздух и выдыхают пар; но…») Т. 3. С. 111–113.

Впервые: Континент. 1976. № 10.

Эпиграф из стихотворения А. Ахматовой «Данте» (1936).

Проникнуто дантовскими образами из «Божественной комедии» как на тематическом, так и на формальном уровне (текст состоит из 9 строф, по три рифмующиеся пары строк в каждой, что соотносится с композицией «Божественной комедии» и «Новой жизни» Данте, в которых числа 3 и 9 играют существенную роль). В тексте возникают параллели между Флоренцией и Санкт-Петербургом, с помощью которых Бродский проецирует свою судьбу на судьбу изгнанника Данте, создавая стихотворение об изгнании вообще.

Комментарий Бродского: «Стихотворение — дантовское в определенном смысле. То есть употребляются, так сказать, тотальные терцины. И рифмы — довольно замечательные. Я помню, когда написал, был в полном восторге от себя, от своих рифм. Не помню, в связи с чем я оказался во Флоренции. Было, действительно, холодно, сыро. Я там ходил, на что-то смотрел. Когда пишешь стихи о каком-нибудь месте, пишешь так, как будто там живешь — не знаю, ставил ли я такую задачу сознательно. Но в таком случае, если стихотворение написано, даже уехав из этого места, ты в нем продолжаешь жить. Ты это место не то что одомашниваешь, а становишься им. Мне всегда хотелось писать таким образом, будто я не изумленный путешественник, а путешественник, который волочит свои ноги сквозь. Это отвечает тому, что происходит на деле. Сначала ты бежишь в галерею Уфицци, туда-сюда, смотришь на их мэрию — на Синьорию, входишь в Casa di Dante, но главное, что происходит — ты тащишь свои кости вдоль Арно. И даже на автобус не очень-то можешь сесть, потому что не уверен, куда он тебя отвезет. И как-то такси брать неохота, потому что не такие уж большие концы. Вообще, не знаешь, что произойдет дальше, и тебе холодно» (ПМ).

Что-то вправду от леса имеется в атмосфере… Отсылка к первым строкам «Божественной комедии»: «Земную жизнь пройдя до половины / Я очутился в сумрачном лесу».

…твой подъезд в двух минутах от Синьории… Синьория — высший орган власти средневековой Флоренции, членом которого одно время был Данте, впоследствии приговоренный той же Синьорией к изгнанию.

…смерть — это всегда вторая / Флоренция с архитектурой Рая… По предположению М. Крепса эти строки отсылают к тем частям «Божественной комедии», в которых «Данте, сопровождаемый Беатриче, входит в рай и, поднимаясь из сферы в сферу, постигает его архитектуру. Но, когда он уже достиг восьмого неба [Рай. XXV. 9], он обращается мыслью к "II mio bel San Giovanni" [мой прекрасный Сан-Джованни] — маленькому собору, в котором его крестили. Архитектура Рая ассоциируется с архитектурой родного города» (Крепс М. О поэзии Иосифа Бродского. Ann Arbor: Ardis, 1984. С. 185).

Челлини. Бенвенуто Челлини (1500–1571) — знаменитый итальянский ювелир, скульптор, гравер и художник-медальер, родившийся и учившийся во Флоренции.

…лоб несытыми взглядами молодых торговок… Отсылка к стихотворению А. Ахматовой «Настоящую нежность не спутаешь..»: «Как я знаю эти упорные / Несытые взгляды твои!» (1913).

Только подумать сколько раз, обнаружив "м" в заурядном слове перо спотыкалось и выводило брови! — Бродский пояснял, что эти строки «отсылают к средневековой традиции, согласно которой черты лица представляют собой буквы во фразе ОМО DEI» [Homo Dei — человек божий] (PS: 151, в оригинале по англ.). Глаза при этом изображают два «О», а брови и нос — «М». В данном тексте это еще одна отсылка к «Божественной комедии» Данте. Ср.:


Глаза их были впалы и темны…

Как перстни без камней глазницы были.

Кто ищет "омо" на лице людском,

Здесь букву "М" прочел бы без усилий.

(Чистилище, XXIII, 22; 31–33, пер. М. Л. Лозинского)


…неправда, что любовь движет звезды… «L'amor che move il sole e I'altre stele», «любовь, которая движет солнце и другие звезды» — последняя строчка «Божественной комедии».

…купол собора, в котором лежит Лоренцо… Лоренцо де Медичи (1449–1492), итальянский законодатель, правитель Флоренции (1469–1478), покровитель литературы и искусств. Похоронен в соборе Сан-Лоренцо.

…и щегол разливается в центре проволочной Равенны… Равенна — место изгнания Данте, клетка для щегла оказывается таким же ограничением свободы, как Равенна для автора «Божественной комедии».

…громада яйца, снесенногоБрунеллески… Метафорическое описание собора Санта-Мария дель Фиоре, огромный купол которого был сооружен в 1420–1436 гг. по проекту архитектора Ф. Брунеллески (1377–1446) и является одной из главных высотных доминант Флоренции.

…о, неизбежность "ы" в правописанье "жизни"… Образ здесь построен на том, что, с одной стороны, употребление буквы "ы" в слове "жизнь" является орфографической ошибкой и может выступать в качестве метафоры ошибок жизненных; с другой стороны, актуальна "разорванность" буквы на две части, т. е. подразумеваемая расколотость жизни, понятная в контексте стихотворения о поэте в ситуации изгнания. О букве "ы" см. также в комментарии к стихотворению «Портрет трагедии».


Еще от автора Денис Николаевич Ахапкин
Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Бродский и Ахматова — знаковые имена в истории русской поэзии. В нобелевской лекции Бродский назвал Ахматову одним из «источников света», которому он обязан своей поэтической судьбой. Встречи с Ахматовой и ее стихами связывали Бродского с поэтической традицией Серебряного века. Автор рассматривает в своей книге эпизоды жизни и творчества двух поэтов, показывая глубинную взаимосвязь между двумя поэтическими системами. Жизненные события причудливо преломляются сквозь призму поэтических строк, становясь фактами уже не просто биографии, а литературной биографии — и некоторые особенности ахматовского поэтического языка хорошо слышны в стихах Бродского.


Рекомендуем почитать
Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования

Книга Михаэля фон Альбрехта появилась из академических лекций и курсов для преподавателей. Тексты, которым она посвящена, относятся к четырем столетиям — от превращения Рима в мировую державу в борьбе с Карфагеном до позднего расцвета под властью Антонинов. Пространственные рамки не менее широки — не столько даже столица, сколько Италия, Галлия, Испания, Африка. Многообразны и жанры: от дидактики через ораторскую прозу и историографию, через записки, философский диалог — к художественному письму и роману.


Полевое руководство для научных журналистов

«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.