Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005) - [170]
Но я предпочла бы услышать именно ваше мнение. Вы переводили стихи Геннадия Айги, который очень хорошо известен на Западе, и во Франции он более популярен, чем Бродский. Вас он явно крайне привлекает. Как вы их сравниваете?
В этом отношении я человек предвзятый, да и творчество Айги я знаю несравнимо лучше, чем Бродского. Я не могу судить. Мое знакомство с творчеством Бродского очень ограничено. Поздних стихов практически не видел. Стихи, которые я прочел с огромным удовольствием, относятся к ранним, примерно до 1975-го или 1976-го. Но в этих стихах присутствует элемент, который мне не по вкусу: слишком много слов, слишком насыщенно, слишком сложно и так далее. Для меня как иностранца это слишком трудно. Если Бродский богатый поэт, то Айги — скудный. И мне очень нравится эта скудость. Сказав это, замечу, что все мое поэтическое воспитание должно было бы склонить меня в пользу Бродского. Он таков, каким, с нашей западной точки зрения, и должен быть поэт.
Почему, как вам кажется, Бродский привлекал столько внимания? Потому что он превосходный поэт? Из-за процесса над ним? Благодаря покровительству Одена? Или по чистому везению?
Это случайность. В англоговорящем мире большинство людей считают, что Бродский входит в суперлигу вместе с Лесом Марреем, Шеймасом Хини и Тедом Хьюзом, и понятия не имеют, что представляет собой его поэзия. Они не могут ее читать. Очевидно, это как-то связано со средствами массовой информации и Нобелевской премией. И опять-таки мне бы хотелось понять, почему он получил Нобелевскую премию. По-моему, это изрядно прибавило ему популярности в Англии и в Америке и в остальном англоговорящем мире. И все эти политические дела тоже помогли. Это как с Синявским, и я удивлен, почему Синявский не получил Нобелевскую премию. У него дивная проза, может, слишком русская в каком-то смысле. Бродский тоже очень русский, но это также всемирная поэзия. И в мировой культуре Бродского присутствует нечто манделынтамовское. Это тоже помогает. Так любой человек на Западе, читая Бродского в переводе, ощущает некую мгновенную близость и родство со всем комплексом метафизических проблем, с набором культурных отсылок. А русские темы никуда не денутся. Прямолинейность его высказываний также делала его очень заметной фигурой. И тот факт, что его публиковало издательство "FS&G", вывел его на очень влиятельное положение в Штатах. Репутацию он заработал куда в большей степени в США, нежели в Великобритании. При том что в Англии его тоже высоко ценили, в Америке он был почти непогрешим.
Как вы думаете, если бы Бродский остался в Англии и не поехал в Соединенные Штаты, он не сделался бы таким знаменитым?
Не могу себе представить, здесь как-то нет места для великого писателя в изгнании.
Почему Бродский так враждебно относился к современной французской поэзии? Потому ли, что не знал языка? Или потому, что сегодня во Франции нет хороших поэтов, за исключением Ива Бонфуа?
Существует множество хороших французских поэтов, но они играют совершенно в иные игры — игры, в которых форма стиха не имеет особого значения. Для Ива Бонфуа форма стиха тоже не особенно важна. Если Айги был очень популярен во Франции, то это потому, что погрузился во французскую традицию: он учил французский в литинституте, он очень хорошо читает по-французски, он знает французский пантеон вдоль и поперек. Он погружался в норму французской поэзии как метафизически так и формально в течение последних тридцати-сорока лет.
Что лучшее вам запомнилось из Бродского?
Я помню первое впечатление от прочтения нескольких его стихов, таких как "Большая элегия Джону Донну" или "Колыбельная Трескового мыса", но не могу не вспомнить и переписку о переводах Бродского, которая наложила на меня заметный отпечаток.
— В каком смысле ваша переписка с ним изменила ваше отношение к переводу?
Думаю, она заставила меня с большей готовностью видеть достоинства в том проявлении экстравагантности, которое прежде меня утомляло.
Перевод с английского Анастасии Кузнецовой
МАЙКЛ СКЭММЕЛЛ[199], 4 МАЯ 2004, ЛОНДОН
Вы были одним из первых, кто взял у Бродского интервью по прибытии его вместе с Оденом в Лондон, на Международный фестиваль поэзии, в июне 1972 года. Не могли бы вы рассказать о вашей первой встрече и об обстановке, в которой проходило интервью? Был ли Бродский взволнован, возбужден или, напротив, спокоен?
Впервые я увидел его на сцене Королевского зала, в котором проходил фестиваль. Оден представил его слушателям. Бродский выглядел не слишком опрятно и заметно нервничал. Но стоило ему начать читать, как он погрузился в состояние, близкое к трансу, и стал нараспев декламировать стихи в своей замечательной манере, которая всем нам хорошо знакома. Это было просто волшебно, особенно для меня, поскольку я был в числе тех немногих, кто понимал по-русски. К тому же одним из стихотворений была "Большая элегия Джону Донну", сама своего рода песнь, заклинание…
С Иосифом мы встретились за кулисами. Думаю, нас познакомил Стивен Спендер.
Иосиф остановился в тот раз у Стивена Спендера.
Да-да, правильно. Думаю, именно тогда я попросил его дать интервью для журнала "Index of Censorship", который мы только что начали издавать — первый номер вышел буквально накануне фестиваля. Иосиф согласился. Мы беседовали не в редакции, а в Ковент-Гардене. Иосиф пришел пешком, насколько я помню. Мы сели на скамейку, и я стал задавать вопросы. По-русски…
Цель «Словаря» – дать по возможности наиболее полное представление о цветовой палитре поэзии Бродского. Помимо общепринятых цветообозначений, в «Словарь» включены все названия цветов и растений. Материалом для «Словаря» послужили все опубликованные стихи Бродского и его неизданные стихотворения, вошедшие в состав самиздатовского четырехтомника, составленного В. Марамзиным, а также хранящиеся в американских и российских архивах. «Словарь» позволит исследовать цветообразы в разных поэтических жанрах Бродского и облегчит ответ на вопросы о генезисе цветовой палитры Бродского, о причинах ее эволюции в английских стихах, о традиционности и новаторстве в цветовой символике поэта.
От составителя и издателяВыбрать из 153 интервью самые интересные, самые содержательные, избежав повторений, оказалось весьма непросто. Повторы смущали и самого Бродского, но он их воспринимал как неизбежность жанра интервью. Однако нам представляется, что для читателя повторы представляют немалую ценность, ибо подчеркивают круг идей, которые не оставляли Бродского в покое в течение всей его жизни. Кроме того, чтобы исключить повторы, пришлось бы подвергнуть некоторые интервью своего рода цензуре, что в высшей степени неэтично: все собеседники Бродского вправе рассчитывать, что при перепечатке их интервью не будут изменены.
«Величие Иосифа Бродского как поэта связано с его предположением, что жизнь должна измеряться требованиями искусства, но не наоборот. Эти беседы демонстрируют, что его дружба оказывает равно возвышающее и стимулирующее воздействие на одаренных современников. Бродский возник как своеобразный озонный слой, сам по себе предохраняющий и увеличивающий вероятность поэтической жизни в наше время. Беседы, действительно, исполнены жизни и весомо свидетельствуют о высокой силе Иосифа.»Шеймус Хини, лауреат Нобелевской премии по литературе (1995)
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.
Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.
«В Тургеневе прежде всего хотелось схватить своеобразные черты писательской души. Он был едва ли не единственным русским человеком, в котором вы (особенно если вы сами писатель) видели всегда художника-европейца, живущего известными идеалами мыслителя и наблюдателя, а не русского, находящегося на службе, или занятого делами, или же занятого теми или иными сословными, хозяйственными и светскими интересами. Сколько есть писателей с дарованием, которых много образованных людей в обществе знавали вовсе не как романистов, драматургов, поэтов, а совсем в других качествах…».
Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.
Сегодня — 22 февраля 2012 года — американскому сенатору Эдварду Кеннеди исполнилось бы 80 лет. В честь этой даты я решила все же вывесить общий файл моего труда о Кеннеди. Этот вариант более полный, чем тот, что был опубликован в журнале «Кириллица». Ну, а фотографии можно посмотреть в разделе «Клан Кеннеди», где документальный роман был вывешен по главам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.