Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005) - [168]

Согласны ли вы, что автопереводы Бродского склонны сопротивляться "одомашниванию"?

Да, насколько я могу судить, они весьма необычны. Они поражают всех читателей своей специфичностью, некоторые принимают ее за некомпетентность. На мой взгляд, это неверно. Мне кажется, он знал, что делал, знал, что будет выглядеть странно, и шел на это вполне сознательно. По- моему, их надо читать совсем не так, как переводы любого иного типа. Их надо читать скорее как автопереводы почти в стереоскопическом отношении к оригиналу, нежели как самостоятельные произведения. А сами по себе они не очень, но если рассматривать их в связи с оригиналом, они хороши.

Бродскому было трудно убедить своих переводчиков, что требуется упор именно на форму, а не на семантику. Вы с ним когда-нибудь обсуждали этот аспект?

Только в упомянутых мною письмах.

По-вашему, английские критики Бродского понимали его идею перевода?

По-моему, они всё понимали, но в нынешней англоязычной культуре это глубоко непопулярный взгляд. Они способны понять его, но от этого не станут больше ему сочувствовать. Я думал не столько об англичанах, сколько о французах, например французском поэте Иве Бонфуа. В статье "О переводе формы в поэзии"[196] он прекрасно формулирует противоположную точку зрения.

Расскажите о вашей первой встрече с Иосифом.

На самом деле я с ним не знакомился. Нас представили друг другу, но, по-моему, он не обратил на меня особого внимания. Я просто сказал ему "привет" и все такое, но мы никогда по-настоящему не беседовали. Давным-давно я видел его в Эдинбурге и Кембридже — задолго до того, как стал его переводить, — и с тех пор мы больше не встречались. У меня с ним вообще не было личных дружеских контактов.

Что заставило Бродского заняться автопереводом, когда у него было столько прекрасных английских и американских переводчиков?

Это просто, не правда ли? Он хотел избежать каких бы то ни было споров, разногласий и так далее. Он, вероятно, думал, что сумеет перевести лучше, поскольку он ближе к текстам. Мне кажется, как правило, автоперевод поэтов — не самая замечательная идея. К нему неоднократно прибегали в Шотландии и в Ирландии при переложении с кельтских языков на английский. У меня сложилось впечатление, что при наличии выбора между чужим переводом и переводом самого поэта чужой обычно лучше. Это не абсолютное правило: например, не так давно Шеймас Хини опубликовал перевод стихотворения Соли Маклейна, который, на мой взгляд, явно не так удачен, как собственный перевод Маклейна. Так что правило работает в обе стороны. Конечно, Соли Маклейн, в отличие от Бродского, действительно двуязычен.

Повлияли ли переводы собственных работ Бродского на формирование его английского?

Не могу ответить на этот вопрос.

Вы читали его эссе, написанные по-английски. Что вы думаете о его владении языком?

Очень хороший, красивый язык, очень интересно читать.

Как бы вы охарактеризовали отношения Бродского с английским языком?

Это любовные отношения, и его эссе безусловно прекрасны, но я не знаю, не помогал ли ему кто-нибудь.

В то же время вы должны согласиться, что, кто бы ему ни помогал, идеи, ход рассуждений, обращение с синтаксисом — его собственные.

Разумеется.

Что, на ваш взгляд, побуждало его переносить столько из английской поэзии в собственную? Потому что этого не делалось до него? Даже русские романтические поэты заимствовали из английской поэзии только образ поэта-романтика, а не структуру метафор, строфическое разнообразие или логическое мышление. До Бродского этого не делали.

За исключением Шекспира, который сыграл важную роль в русской культуре. И кто-то вроде Пастернака переводил Шелли и Китса, а Шекспир — это сама Англия. Интерес же Бродского уходит прочь от Шекспира в сторону разных других вещей. Не знаю почему, не знаю, какую роль во всем этом сыграл Оден и когда он открыл Одена.

Он открыл Одена в "Антологии английской и американской поэзии" Льюиса Унтермейера, которую кто-то из друзей прислал ему в Норенскую в 1964 году. Его стихотворение "На смерть Т. С. Элиота" метрически и композиционно опирается на стихотворение Одена "Памяти У. Б. Йейтса".

Я всегда полагал, что стихи Одена к Йейтсу поразили его, особенно удивительные высказывания Одена о языке — они должны были потрясти его своей смелостью…

"Time […] worships language and forgives / Everyone by whom it lives…" ("Время […] боготворит язык и прощает / Каждого, кем он жив…").

Но я не знаю, достаточная ли это причина, чтобы влюбиться в английскую поэзию.

Скорее это произошло еще до того, как он прочел Одена. Лидия Чуковская послала ему в Норенскую полное собрание Джона Донна, и Бродский перевел оттуда некоторые стихотворения. Но еще до ссылки Бродский читал кое-что из английской и американской поэзии, когда бывал в доме профессора Томашевского и у академика Алексеева, чьи библиотеки были огромны. Я лично провела однажды несколько ночей в кабинете Томашевского и спрашивала его дочь Зою Томашевскую, что читал Иосиф. Она ответила, что проще перечислить то, чего он не прочел. Приходим ли мы к выводу, что носители языка не могут прочувствовать в английских версиях техническую виртуозность оригиналов Бродского?