Иосиф Бродский: Американский дневник - [52]
Поэтический почерк Цветаевой определял для Бродского смысл, предназначение и принципы развития поэтического искусства: "Поэзия это не "лучшие слова в лучшем порядке", это — высшая форма существования языка. Чисто технически, конечно, она сводится к размещению слов с наибольшим удельным весом в наиболее эффективной и внешне неизбежной последовательности. В идеале же — это именно отрицание языком своей массы и законов тяготения, это устремление языка вверх — или в сторону — к тому началу, в котором было Слово. Во всяком случае, это — движение языка в до(над) жанровые области, т. е. в те сферы, откуда он взялся" ("Поэт и проза", 1979) (выделено — О.Г.).
"Устремление вверх", "отрицание языком своей массы и законов тяготения" уравнивают поэзию со Временем и одновременно противопоставляют ее Пространству, потому что "песнь есть, в конечном счете, реорганизованное время, по отношению к которому немое пространство внутренне враждебно" ("Сын цивилизации", 1977). Только груда белых тарелок выглядит на плите, как упавшая пагода в профиль. И только те вещи чтимы пространством, чьи черты повторимы: розы.
Если видишь одну, видишь немедля две: насекомые ползают, в алой жужжа ботве, пчелы, осы, стрекозы.
Принципы массовости, дублирования, сходства, заложенные Природой в Пространстве, которое "чтит" (хорошо воспринимает) "только те вещи, чьи черты повторимы", приводят к "антииндивидуалистическому ощущению", неизбежно возникающему по отношению к существующему в природе порядку. И даже в том случае, когда количество перерастает в качество и одинаковые вещи в массе дают что-то новое (так "груда белых тарелок на плите" напоминает черты индийского храма), принципиально ничего не меняется, так как полученное сооружение, созданное на основе тавтологии, не способно подниматься вверх и напоминает "упавшую пагоду в профиль".
В неизбежном противостоянии Пространства и Времени, охватывающем все сферы жизни, "пространство сознает свою неполноценность по сравнению со временем и отвечает ему тем единственным свойством, которого у времени нет: красотой". Только красота (например красота роз) способна придать ограниченному Пространству черты свойственной Времени бесконечности, потому что красота "делает будущее прекраснее" и в этом состоит ее "роль во вселенной" ("Набережная неисцелимых", 1989).
Насекомые, "в алой жужжа ботве", с удовольствием пользуются благами Природы, потому что в основе их жизни тоже заложена идея массовости (Сравните: "Природа, как бард вчера — / копирку, как мысль чела — / букву, как рой — пчела, // искренне ценит принцип массовости, тираж, / страшась исключительности" ("Fin de Siиcle", 1989) (выделено — О.Г.).
Сравнение "груды тарелок" не просто с "упавшей пагодой", а с "упавшей пагодой в профиль" тоже представляется не случайным. Как отмечал Бродский, античный принцип изображения предметов "в профиль" по формуле".человек есть его назначение. (атлет бежит, бог поражает, боец воюет и т. п.)" был вызван непригодностью "вазы" или "барельефа" "для передачи неоднозначности" ("Девяносто лет спустя", 1994).
Однако, по мнению Бродского, в поэзии принцип одномерного изображения неприемлем, так как суть "поэтического разговора" как раз и сводится к тому, чтобы передать неоднозначность увиденного. Только, избегая "клише и тавтологии", искусство может приобрести ускорение, которое "отличает его от жизни": "В обыденной жизни рассказать тот же самый анекдот дважды, трижды — не преступление. На бумаге же позволить это себе невозможно: язык заставляет вас сделать следующий шаг — по крайней мере, стилистически" ("Поэт и проза", 1979).
Вместе с тем поступательное движение вперед, отсутствие тавтологии неизбежно приводит художника к трагедии одиночества, оставляя его один на один со своей тенью: "чем чаще поэт делает этот следующий шаг, тем в более изолированном положении он оказывается" ("Поэт и проза", 1979). Вернемся к анализу стихотворения:
Духота. Даже тень на стене, уж на что слаба, повторяет движенье руки, утирающей пот со лба.
Запах старого тела острей, чем его очертанья. Трезвость мысли снижается. Мозг в суповой кости тает. И некому навести взгляда на резкость.
Особенность метафорической конструкции "Даже тень на стене, уж на что слаба, / повторяет движенье руки, утирающей пот со лба" заключается в том, что действие "тени" одновременно характеризует два субъекта: духоту в предыдущем предложении и героя стихотворения в последующем. Тот факт, что даже тень, несмотря на всю свою слабость, делает усилие и поднимает руку, чтобы утереть со лба пот, свидетельствует о необычайно высокой степени проявления признака: очень душно. В то же время, будучи отображением человека, тень передает информацию и о его состоянии, указывая на изнеможденность и предельную апатию по отношению к тому, что происходит вокруг.
Эпитет "старый" в словосочетании "старое тело", скорее всего, отражает не физическое, а душевное состояние героя.
Очертанья тела расплываются ("Запах старого тела острей, чем его очертанья"), и человек становится двойником своей тени, которая в условиях его болезненного состояния приобретает самостоятельность и может выбирать, повторять или не повторять движения своего носителя.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.