Иосиф Бродский: Американский дневник - [3]
У Бродского ничего подобного вы не встретите. Более того, после отъезда в эмиграцию в 1972 году слова "тоска", "родина", "Россия" практически исчезают из его языка. Интересно отметить, что в стихотворениях, написанных до эмиграции, "тоска" встречается 70 раз, после 1972 года — не более десяти раз; соответственно до 1972 года "родина" встречается 34 раза, после отъезда — три раза. Но поэзия не бухгалтерия, и то, что скрыто от глаз, всегда можно почувствовать.
Мужество Бродского состоит в том, что он не остается внутри созданных им поэтических иллюзий, а продолжает трезво смотреть на мир, каким бы нелицеприятным он для него ни был. Отсюда и ирония, и разочарование, и скептицизм. Возможно, способ выражения этих чувств у Бродского далек от привычных, традиционных для русской поэзии форм изложения, но тем интереснее представляется работа читателя. Конечно, мысль приведенного выше стихотворения Бродского можно выразить иначе, например строчкой из популярной песни "Хоть похоже на Россию, только все же не Россия", но, согласитесь, это будет другой жанр, другая поэзия.
Если и есть в стихотворении ирония, то направлена она, прежде всего, на самого себя — на тщетные попытки автора убедить себя в том, что география не имеет для него особого значения. Может быть, и не имеет, но для ума, а не для сердца. Попытки Бродского на протяжении всего американского периода творчества создать (или воссоздать в памяти) свой, пусть иллюзорный, но близкий ему мир воспоминаний, тоже продиктованы не умом, а сердцем.
С помощью поэтических образов Бродский пытается оживить прошлое. Зачем он это делает? Ответ представляется очевидным: видимо, то, чем была наполнена его жизнь в действительности, не удовлетворяло его. Хотя, вполне допускаю, что кто-то не согласится с такой трактовкой, настаивая на том, что поэзия Бродского — это пускание пыли в глаза, попытка с помощью нетрадиционной формы привлечь внимание неискушенного американского читателя и критики, ошеломить, набить себе цену. Бесполезно спорить: время покажет, кто прав.
Но, может быть, такая печальная судьба постигла творчество Иосифа Бродского только в России, а на Западе, в Америке, где он провел больше 20 лет жизни и где гораздо раньше, чем у нас, начали изучать его творчество, дела обстоят лучше. Очень хотелось бы, чтобы все было именно так, но, к сожалению, не выходит.
Читая написанные в Америке воспоминания об Иосифе Бродском, невольно ловишь себя на мысли о том самом "приторном елее", которого опасался Маяковский. Каких только эпитетов ни встретишь в мемуарах и критических работах: и "последний классик", и "великий изгнанник", и "голос поколения", и "будущее солнце", и "пасынок империи".
С одной стороны, ничего плохого в выражении чувств поклонниками Бродского нет, однако при существующем положении дел, излишне восторженные, но не подкрепленные аргументацией отзывы могут лишь усиливать неприятие, лучше всякой цензуры ограждая творчество поэта от читателя. Прямо не отзывы, а "железный занавес". Хотя, конечно, потом понимаешь, что многие из воспоминаний написаны от души и у их авторов ничего плохого и в мыслях не было. Но, как говорится, дорога в ад вымощена благими намерениями.
В 1986 году под редакцией Льва Лосева вышел сборник статей западных и советских исследователей "Поэтика Бродского" (Tenafly, N.J.: Эрмитаж, 1986). В статьях Л.Лосева "Чеховский лиризм у Бродского", К.Проффера "Остановка в сумасшедшем доме: поэма Бродского "Горбунов и Горчаков"", А.Жолковского".Я вас любил…. Бродского", П.Вайля и А.Гениса "От мира — к Риму", В.Сайтанова[10] "Пушкин и Бродский", В.Кривулина "Иосиф Бродский (место)", Г.Васюточкина "Письмо о русской поэзии" проводится серьезный литературоведческий и лингвистический анализ творчества Бродского. Не замалчиваются и трагические стороны его поэзии. Жаль, что в настоящее время "Поэтика Бродского" не доступна массовому читателю, а намеченные в ней тенденции беспристрастного анализа творчества поэта практически сошли на "нет" в более поздних исследованиях.
В 1989 году в Кембридже на английском языке была опубликована монография Валентины Полухиной "Бродский — поэт нашего времени"[11]. Явление, надо прямо сказать, знаменательное. Научное исследование, причем написанное профессионалом — профессором русской литературы Кильского университета (Keele University) в Англии, а не мемуаристами-любителями. Такое ко многому обязывает. И действительно, в монографии есть и любопытные наблюдения, и лингвистический разбор текстов. Однако вне литературоведческого анализа комментарии автора не могут не вызывать удивления.
Приведем примеры:
"Как в провинциальной трагикомедии, которую пишут, ставят, а потом смотрят одни и те же, собратья по оружию и преемники Сталина (после его смерти — О.Г.) начали испытывать то страх перед переменами в Империи, то страх, что им придется отвечать за соучастие в преступлениях"[12];
"Прививая русской поэзии черты европейской и американской культуры, он (Бродский — О.Г.) спас ее от провинциальности"[13];
"Буквы у Бродского и, с его точки зрения, буквы в любом языке стоят в вечной очереди за смыслом, как советские граждане должны стоять в очереди за товарами первой необходимости"
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.