Иосиф - [44]

– У тебя, Павел, есть образец для подражания, – указала на Виктора.

– Да он хороший! – дядя Витька снисходительно приобнял меня.

Было около двух ночи, когда мы вышли от Лидии Григорьевны и двинулись мерить свои двенадцать километров – домой в свой хутор. На Земляки. Я шел к дедушке с бабушкой, а Виктор – к матери…

Когда умер наш дед и его мать Марфа, Виктор каждый год приезжал в Авраамовский погостить. И первым делом шел он Дарье Антоновне с каким-нибудь подарком. Дядя наш Пашка, родной по отцу брат Виктора, всегда встречал его по-братски. Накрывал стол, сажал Виктора в красный угол, под иконы, и порою казалось, что за столом сидит не Виктор, а сам Дмитрий Игнатьевич. Так были они похожи! Сколько слез проистекало в эти встречи! Плакала и бабушка, и дядя Паша, и сам офицер, и все вместе подвывали.

Всегда он приходил в гости и к нам, к сестре своей, маме нашей.

В этом не голливудском треугольнике сначала умер дед Митька. А на сороковой день во двор к дяде Пашке, где проходили поминки, зашла тётка Марфутка. Дядя Пашка увидел её из окна и завёл в хату, усадили за стол. Все говорили, своё слово сказала и Марфа:

– Ты, Дарья, не держи на меня зла. Вчарась ко мне пришел Дмитрий Игнатьевич и сказал, что скоро он заберёт меня туда, к сабе…

Забрал. Через неделю. Тётка Марфутка умерла, а бабушка наша ещё пожила около десятка лет.

– С Аркашкой ты, Пашка, Райкиным не училси случайно? – дядя Серёга только пригубил самовыгоняющейся огненной жидкости.

– Не случайно, а учились в одном классе, – я выпил до конца и вновь отметил – жидкость хорошая! Дядя Серёга на работе, ему не положено, а у меня отпуск только начинается!

Заслуженный артист Украины, приглядевшись к нашим с дядей Серёгой нормам потребления, отпил половину…

– Э-э, – и тут я подумал: брат – хохолик! С оглядочкой…

– А-а, так вы с ним ровесники! … Значит, – дядя Серёга подходил к новой теме, раскачиваясь, – значит, у Ляксаши, у слепого, внучка есть, Катерина! Хотя и ещё есть, Анютка, но та младшая, а Катерину вы-то, наверное, тоже не знаете? Она ещё сопля зелёная! И они там под горой в своих сливоньках так и живуть. А там жа вокруг много народа поразъехалось. Те бабки старые, какие на Городищу лазили, попомерли, а у тех, кто помоложе, у них у всех почему-то коленки стали болеть, чтоб в гору лазить. В общем, остались одни клятые и мятые.

Аркадий этот у нас пастухом года три уж. Совхозных коров стерегёть. Где он только не побывал! И там, и сям, по всем отделениям долю искал сабе и нигде не прижилси. И по всем Динамовским отделениям прошелси, и всем нашим Верхнереченским! Раз пять жанилси, да ни с одной не ужилси. А где они снюхались с Катериной, только бабам известно да прокурору, если он, конечно, дознается. Он жа, Аркаша, старше её наполовину. А лет ей, Катерине, щас – пятнадцать, как бабы говорять. За ней пригляда, конечно, такого не было. А кто бы приглядывал? Слепой дед Ляксашка? Одним словом, Пашка, забрюхатела она от Райкина, одноклассника тваво. Чего уж этот твой Аркашка наплёл ей, Кате, Кате, Катерине – нарисованной картине? Хэ! Какие песенки пел ей дурацкие? Про люмбовь? В общем, лягла она под няво! Таперича говорять, опять жа бабы наши, будто бы он обещал на ней жаница и увезти её кудай-то подальше, с Маркиных! В культурные люди, Пашка! В энти ваши туалеты! С культурными бумажками! Кубыть с глаз долой и из сердца вон! Маркины эти! Понял, Пашка? Погоди, не встревай!

– Я и не встреваю! – встрял я.

– Ага! Ну и молодец! Мы табе шапку новую купим! Хаха! Ага! А сама жа она, Павло, заметь, сама она в школу ходила. По годам пятнадцать, а на вид все двадцать! Такая… бабец! Хэ! – дядя Сергей выразительно нарисовал фигуру. – Катя, Катя, Катерина!.. Ты знаешь песню такую, Пашка?

– Какую?

– Страдальческую. Про пастушку Катерину?

Я и вздохнуть не успел, а дядя Серёга, уж в который раз, безнадёжно от меня отмахнулси:

– Ну, в общем, не знаешь. Чего там и говорить, против него она – не пара ему. Да там никого жа и не осталось из парней! На Маркиных! А тут, вишь как? На безрыбье и рак рыба! Вот беда-то какая! А ты, Володя, знаешь Аркашку этого преподобного?

– Мг, – брат поджал губы и отрицательно закивал.

– О-о! Как взглянет, так мухи падають!

– Не-ет! – засмеялся Вовка. – Райкина я, конечно, знаю –юмориста, а с нашим хуторским?.. Не знаком, не видел.

– Я и говорю! Там такой юморист, Вова, что с ним толькя покойников выносить! Юморист. Да и смотреть – не увидишь! Чуть поболи твоей белорыбицы! Ха! Мальчик-с-пальчик! Пашка, правильно жа я говорю?

И вновь не успел я ни согласиться, ни воспротивиться, а дядя Сергей продолжил:

– Мне всегда было интересно, и как эти мальчики с пальчик хомутають девчат?! Больших? Вот ведь гадость какая, выбираить, что и обхватить не смогёть, и лезить на неё! Во, жаднысть! Да на Аркашку этого, на Райкина, взглянешь – о-о, – дядя Серёга раскрылился и сложил свои большие руки. – Слезы! Правда, я, Пашка, говорю?

– Мг… – кажется, и тогда, чтобы не быть многословным, я просто промычал.

Аркашка вовсе был не Райкин, мать же его звали Раисой. В школе кто-то и прозвал его – Аркадием Райкиным! Райкиным он и остался. И вся большая их семья через Аркашку пострадала, стала Райкина. Я даже подозреваю, кто мог поизгаляться над мрачным Аркадием. Мой дружок Вася! Вася Васильев! Уж если он приложит, так не отдерёшь! Но Аркаша – «мальчиком-с-пальчик?!» Росту мы с ним были примерно одного… Я уж на себя со стороны поглядел… Неужели и я… того, с пальчик?! Обидно, да и только! На тот день с Райкиным мы не виделись… со школы мы и не виделись, с восьмого класса. Аркашка заканчивал восьмилетку. Всегда он был нелюдимый, тихий, и взгляд у него точно, посмотрит – мухи падают!