Ион - [140]

— Ну, кого еще познакомить? А то мне уже надоело, конца-краю не вижу!

Его шутка пришлась всем по вкусу, и они расхохотались, так что лед был сломан. Тогда Атена, жена Александру, высокая сухощавая женщина с тонким, холодноватым лицом, но с приятным, грудным голосом, сказала ему:

— Так-то, Джеордже, своих племянников ты и забыл?.. Дети, подите сюда!.. Вот вам, пожалуйста, наши дорогие наследники!.. Алеку, Ионикэ, Зое!..

Семейство Херделей набросилось на детей, душа их поцелуями. Больше всех обрадовалась им г-жа Херделя, оробевшая от такого количества новых людей, дети были для нее сущим спасением, и она удалилась с ними в укромный уголок приласкать их.

Мало-помалу лед растаял. Александру, добродушный, с кротким взглядом, с черной бородкой, быстро сошелся с Херделей, разговорясь с ним о школе и о венграх. Гогу Ионеску был старше него, почти ровесник Херделе, но так как жена его была очень молода, он франтил, одевался по последней моде, брился каждый день, не носил усов; выражался изысканно, как будто каждая его фраза предназначалась для «Официального вестника», хотя в палате депутатов он никогда не раскрывал рта из раболепства перед правительством. Лаура и Гиги не могли налюбоваться на Еуджению, — она и вправду была красива: с большими ласковыми голубыми глазами, ресницы у ней были такие длинные и густые, что, когда она моргала, казалось, что они вздыхают, губы — как спелая вишня и всегда улыбались, ее бархатистые щеки не нуждались в румянах, талия у нее была гибкая, в рюмочку, платье отличалось простотой и завидной элегантностью… Еуджения тоже, конечно, открывала все новые и новые достоинства у Лауры и у Гигицы, спрашивая по временам и мнение супруга:

— Elle est ravissante, Гогу, n’est-ce pas?[29]

Гогу весьма любезно поддакивал ей, хотя находил всех женщин уродинами по сравнению со своей женой, от которой был без ума; он ее взял без приданого, только за красоту.

Джеордже, сияя от удовольствия, подходил то к одним, то к другим, вставлял свое словечко в разговор, а потом подсел к г-же Херделе. Та уже немножко освоилась, разговорясь о семейных делах с Атеной, такой же домовитой и чадолюбивой, как и она.

Пока знакомились, все и забыли про Лаурину дочку. Зато потом она переходила с рук на руки, ласкам и поцелуям не предвиделось конца, пока малютка, будучи на руках у Еуджении, не сочла удобным оросить пеленки, ко всеобщему веселью.

— Хорошо еще, что вам на платье не попало! — воскликнула Гиги.

— Это добрая примета для молодой жены! — пошутил Херделя.

— Да, ты знаешь, ведь Ионел тоже приехал, — сказал обратясь к Джеордже Александру, когда говор и смех утихли. — Мы его уже застали здесь. Говорит, дней десять как приехал. Но, думаешь, с этим бирюком можно сладить? Он и жить с нами не захотел. Снял номер в гостинице и целыми днями бродит по горам и лесам…

Потом Атена, как хозяйка, положила конец разговорам:

— Теперь пора всем в комнаты!.. И чтобы в полчаса все были готовы, — пойдем погуляем, послушаем музыку, а после поужинаем в ресторане!.. Ну, до скорого свиданья!

Через несколько минут все занялись переодеваньем, в каждой комнате происходил обмен мнениями относительно новых знакомых. Все были в восторге, кроме одного Гогу; он не мог забыть допотопное платье г-жи Хердели и к тому же чувствовал себя оскорбленным, что приезжие не оказывают ему должного почтения, но вида не подавал.

В сумерках тянуло свежестью смолы и хвои, успокоительно звучала музыка скрипачей. На террасе и тропинках вокруг роилась оживленная публика, зачарованная вальсами и романсами. У целебного источника толклись со стаканами, а в темной сени елей то и дело возникал любовный шепот и таял в воздухе, живившем сердца. На одной из укромных полянок компания родственников наткнулась на Ионела. Он сидел на скамейке, с сигарой во рту, спокойный и бесстрастный. Музыка и людской гомон чуть долетали сюда, как легкое дуновенье. Ионела заставили пойти со всеми ужинать.

— И что вы не даете мне покоя? — сказал он, неохотно поднимаясь. — Я не люблю шума и толпы…

В звездной ночи ресторан сиял огнями. Почти вся терраса была заставлена столами, к аромату елей примешивались запахи кушаний и напитков.

— Смотри-ка, Унгуряну! — воскликнул Джеордже, когда они пробирались к своему столу, и остановился. — Что ты тут делаешь, друг?

Аурел, увидя Лауру, снял шляпу и смущенно сказал:

— Добрый вечер, сударыня!

Лаура в ответ сдержанно кивнула головой и пошла дальше, даже не вздрогнув. Только сев за стол, она с улыбкой подумала, что когда-то могла симпатизировать этому мальчишке…

Они уже наполовину отужинали, когда вдруг на террасе появился Титу. Он не без робости огляделся вокруг, потом увидел их людный стол, сразу подошел и запросто поздоровался, как будто знал всех давным-давно.

— Я поздно получил телеграмму и только сейчас приехал!

Лаура, не видавшаяся с ним со свадьбы, обняла его, плача и нежно приговаривая:

— Титу! Титу!

Супруги Хердели почувствовали прилив гордости, заметив, что сынок произвел хорошее впечатление на новую родню.

— Сюда, сюда, ко мне, я обожаю поэтов! — воскликнул Александру, подвигая в сторону свой стул.