Инженеры Кольца - [9]

— Скажи людям в Шате, что я беру обратно свое имя и свою тень.

Вскоре после этого Гезерен заболел и умер. Тот путешественник, с которым он беседовал, завез его слова в Шат, и говорят, что с того времени земли очага Шат возродились и ожили снова и все шло, как должно, и в доме, и на поле.

3. Безумный король

Встал я поздно и провел остаток предполуденного времени, просматривая собственные заметки, касающиеся правил придворного этикета, и замечания моих предшественников, исследователей Гетена, о гетенских обычаях и психологии. То, что я читал, не доходило до моего сознания, впрочем, это не имело никакого значения, потому что я и так знал это наизусть и читал только для того, чтобы заглушить внутренний голос, который неустанно повторял: «Все пропало!» Но так как он не желал умолкать, я ссорился с ним и спорил, утверждая, что могу справиться со своим заданием и без Эстравена, может, еще даже успешней, чем с его помощью. В конце концов, то, что мне предстояло сделать, было работой для одного человека. Первый мобиль — всегда один. В каждом мире первую весть об Экумене произносят уста одного человека, лично в этом мире находящегося и одинокого. Он может погибнуть, как Пеллелге на Четвертой Тауруса, может оказаться запертым в сумасшедшем доме, как три первых мобиля на Гао — все трое, — поочередно, один за другим, — но все равно такая практика сохраняется, поскольку она оправдана. Одинокий голос, говорящий правду, сильнее любых армий и флотилий, если только у него будет достаточно времени, а время — это как раз то, чем Экумен располагает в избытке… «Но ты не располагаешь», — сказал мне внутренний голос. Я заставил его замолчать и пошел на аудиенцию к королю во Дворец в два часа, полный спокойствия и решимости. Потерял я и то, и другое в приемной, прежде чем увидел короля.

Стражники и чиновники проводили меня в приемную длинными коридорами Королевского Дома. Секретарь пригласил меня и предложил подождать, после чего оставил меня одного в высокой, лишенной окон зале. Я торчал там, разодетый с ног до головы для визита к королю. Я продал свой четвертый рубин (исследователи сообщили, что гетенцы высоко ценят драгоценные камни, так же, как и земляне, поэтому я прибыл на Зиму с горстью рубинов, чтобы оплатить свое пребывание) и истратил треть полученной суммы на наряды для вчерашней церемонии и сегодняшней аудиенции: все новенькое, очень тяжелое и хорошо сшитое, как обычно делается одежда в Кархиде: белая шерстяная рубаха, серые короткие штаны, длинная просторная блуза из голубовато-зеленой кожи — хиеб, новая шапка, новые рукавицы, под соответствующим углом заткнутые за нетуго затянутый пояс хиеба, новые высокие сапоги. Уверенность в том, что я одет в соответствии с требованиями этикета, укрепляла мое спокойствие и решительность. Я осматривался спокойно и уверенно.

Как все залы Королевского Дома, эта тоже была высокая, красная, старая, голая, с каким-то заплесневелым холодом в воздухе, как будто сквозняки дули не из других залов, а из других столетий. В камине трещал огонь, но толку от него было немного. Очаги в Кархиде предназначены для того, чтобы согревать дух, а не тело. Эра технологическо-производственного изобретательства длится здесь, по меньшей мере, три тысячелетия, и на протяжении этих тридцати столетий кархидцы создали великолепные экономические системы центрального отопления, работающие на паре, электричестве и других источниках энергии, но никогда не устанавливают их в своих домах. Может быть, если бы они сделали это, то утратили бы свою физиологическую сопротивляемость холоду, как арктические птицы, которых держат в обогреваемых клетках, и если их выпустить, отмораживают себе лапки. Я же был тропической птицей — и мерз. Я на один лад мерз на улице и по-другому мерз в доме, но все равно я постоянно был более или менее замерзшим. Чтобы согреться, я ходил по зале. Кроме меня и огня в длинной прихожей было совсем мало предметов: табурет и стол, на котором стояла ваза с «каменными пальцами» и старинный радиоприемник в резном деревянном футляре прекрасной работы, инкрустированном костью и серебром. Он был включен, но звук был очень тихий, поэтому я повернул регулятор громкости как раз в тот момент, когда какая-то монотонная декламация была прервана Дворцовым Бюллетенем Новостей. Кархидцы вообще в принципе не любят читать и предпочитают известия и литературу воспринимать на слух, а не с помощью зрения. Книги и телевизионные приемники менее популярны, чем радио, а газеты вообще непопулярны. Я прозевал утренний бюллетень дома и сейчас прислушивался одним ухом, думая о чем-то другом, до тех пор, пока неоднократно повторенное имя Эстравена не вырвало меня из задумчивости. Что же это было? Сообщение было повторено.

«Терем Харт рем ир Эстравен, владелец Эстре в Земле Кермской, настоящим указом лишается титулов и места в Собрании, ему предписывается оставить пределы королевства и всех земель Кархида в течение трех дней. Ежели он не оставит пределы Кархида в этот срок или когда-либо в жизни попытается сюда вернуться, он должен быть убит без суда любым человеком, которому он повстречается. Ни один житель Кархида не будет разговаривать с ним и не даст ему приюта под своей крышей либо на своей земле под угрозой тюремного заключения и штрафа. Пусть все жители Кархида знают и повторяют, что преступление, за которое Хартрем ир Эстравен изгоняется из пределов страны, есть измена, поскольку в частных беседах и публичных выступлениях в Собрании и во Дворце под видом лояльной службы Королю он провозглашал, что кархидский народ должен отказаться от своей суверенности и могущества ради того, чтобы в качестве второстепенного и подчиненного народа войти в состав так называемой Унии Народов, в отношении которой пусть все знают и повторяют, что такая Уния не существует, а является вымыслом определенных предателей и заговорщиков, стремящихся ослабить авторитет короля и государства Кархидского в интересах истинных врагов нашей страны. Одгуирни тува, восемь часов, Дворец в Эргенранге, Аргавен Хардж».