Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II - [64]

Читал речь Г. Формэ[114], (Formey), произнесенную им в Берлинской академии, в присутствии великого князя и Румянцова. Это — сплетение общих мест, плоскостей и низостей. Говорят, что Формэ, в этот самый день, потерял сына, и король велел на сутки задержать похороны. Великий князь, однакоже, приказал передать оратору, что он может уделить академии лишь несколько минут, почему Формэ пришлось сократить свою речь, от чего она только выиграла. В конце ее он говорил о союзе дворов, прусского и русского, а также о дружбе соответствующих принцев, причем великий князь поцеловался с принцем Генрихом, и оба они поклялись в верности и незыблемости этой дружбы.

Уверяют, что прусский король, разговаривая с фельдмаршалом Румянцовым и генералом Лентулусом (Lentulus), сказал последнему, что Румянцов похож на него. Фельдмаршал заметил, что желал бы нравственно походить на человека столь достойного и оригинального. «О! на этот счет вам желать нечего — воскликнул король — вы сами оригинал».

Вечером у маркиза состоялся ужин с гостями: были м-м Остервальд и м-м Нолькен, что вышло не особенно весело. Но мы, в своем уголке, смеялись и рассказывали сказки.

Четверг, 15. — К брату.

Обедал у гр. Головиной; очень любезно упрекали в том, что редко бывал. Это, как я тебе говорил, очень хорошая семья, у них можно научиться добру. Была там Нелединская, мы много говорили, она по-прежнему относится ко мне дружески. Я спросил правда ли, что она не любит больше Барятинского и заявила ему об этом. Она отвечала, что правда, что она писала ему об этом девять месяцев тому назад, но что она все-таки дружески к нему расположена. Просили меня остаться ужинать, но я дал слово маркизу быть у Щербатовых, куда и приехал в 9 часов: ужин уже начался. Встав из-за стола, репетировали некоторые сцены из Glorieux; я взял роль Геронта, которую ты так хорошо играл в Труассре[115], и которую я играю также в труппе Спиридовой. Я предпочитаю играть у нее эту роль, вместо роли влюбленного, потому, что не хочу беспокоить Шарлотту, так как мне ее жаль, хотя мотив ее беспокойства и льстит самолюбию.

Пятница, 16. — К брату.

Актриса Дефуа, разрешившаяся мертвым ребенком, чувствует себя плохо; за нее боятся.

Пиктэ уезжает сегодня в Кронштадт, а оттуда во Францию. Полиция позаботилась о том, чтобы кредиторы его не беспокоили. Я с ним посылаю письмо к тебе, к де-Верженну, и проч. Уезжая, он мне оставляет нотату о податях в России. Желаю ему большего успеха, чем здесь, где он пользуется плохой славою.

У маркиза, сегодня вечером, собралось много народа к ужину: Голицины, Матюшкины и кн. Барятинская, которая пользуется вниманием мужчин и потому привлекает на себя ревность со стороны женщин. Говорят, что она очень высокомерна, презрительна и не отдает визитов; это не правда; ее просто хотят каким-нибудь образом опорочить.

Кн. Голицин много говорил мне о своей любви; ему не идет быть влюбленным, но он не может этого скрыть. Он уверяет, что Матюшкина неисправимо легкомысленна и недавно завела себе нового любовника. Это — Салтыков, адъютант ее величества. Я не верю, потому, что данный господин не обладает нужными для того качествами.

Гр. Брюль, ночевавший у меня, говорит, что Мальтиц (Maltitz) послал письмо Матюшкиной через кн. Хованского (Kavanski), адъютанта фельдмаршала Голицина. Письмо это открыли, и Матюшкина, чтобы оправдаться в его получении, сказала, что оно ей передано Брюлем, хотя сам Хованский сознался в передаче. Нелединская уверяет, что Голицин на ней женится, но я не думаю — он считает ее слишком ветреной; посмотрим, чем кончится эта комедия.

Вторник, 20. — К брату.

Никаких известий от тебя, мой друг, и никаких надежд от министра. Слухи насчет маркиза не подтверждаются; я попробовал зондировать его самого, но он ничего не говорит, да по-видимому ничего и не знает. Он думает, что де-Бретейль не упускает из виду места министра иностранных дел, и что де-Верженн рано или поздно слетит; я бы этого не желал.

Говорят об отставке м-м Ляфон, потому, что Императрица узнала о беспорядках в Монастыре от той молодой девушки, которую взяла к себе. Уверяют, что Бецкий тоже не прочен и уйдет, если только его не станут удерживать. Надеюсь, что Ляфонов прогонят, для блага учреждения. Говорят, что маменька порядочно нажилась на этом месте, уплачивая расходы по учреждению только раз в 18 месяцев и пользуясь за это время двенадцатью процентами с доходов, достигающих 150 000 в год. Ей очищалось, таким образом, тысяч восемнадцать ежегодно. А дочка, говорят, просто потаскушка (coduine); она родила в Монастыре, о чем знают и воспитанницы. Сестра ее умерла от искусственного выкидыша. Как видишь — вся семья не представляет собою ничего поучительного для юношества.

К обеду у нас собрались Рибасы, гр. Миних, Нолькены, и проч. Последний страшно ревнует свою жену; он постоянно держится рядом с нею и не любит, чтобы шутили на этот счет. Если так, то быть ему с рогами! Да и состояние-то его пошатнулось; двадцать тысяч рублей приданого еще не получены, а уже прожиты, остальные 3000 будут выданы только по рождении первого ребенка; между тем он, как говорят, нуждается, для этого, в помощнике.