Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II - [53]

Четверг, 6. — К брату.

Мы с маркизом ездили сегодня смотреть фарфоровый завод, находящийся в 12 верстах от города. Директором его состоит один финляндец, живущий здесь с женой, которая очень не дурна. Завод плохо обставлен, хороших работников в нем мало, а продукты слишком дороги. Самое здание, о 19 окнах по фасаду, стоит в глубине двора, засаженного деревьями, на берегу Невы, другой берег которой, в этом месте, принадлежит уже Швеции.

Ничего особенно хорошего я там не видал. Рисунки посредственны, а тесто, не совсем белое, наклонно к остеклению. Нам показывали глину, из которой оно приготовляется; она привезена из Оренбурга и я взял себе кусочек на образец. Очаги, в которых производится обжигание, устроены не так как в Саксонии: там огонь помещен внизу, а здесь он на одном уровне с изделиями. Правда, здесь употребляют более уголь чем дрова, а его, по словам директора, требуется гораздо меньше.

Вечером был большой концерт у жены фельдмаршала, кн. Голициной. Матюшкина еще утром, через моего лакея, рекомендовала мне быть на этом концерте, и я послушался. Концерт был очень хорош. У меня там завязалось маленькое приключение. Проходя в одну из боковых комнат, мы с Вахмейстером встретили дочь полицейского чиновника, Зыбину и молодую Теплову. Я им загородил дорогу и, задержав Зыбину, стал говорить ей любезности и даже поцеловал. Она нисколько не противилась, глазки у нее заблестели, и я думаю, что будь, мы одни, дело этим бы не кончилось.

Пятница, 7. — К брату.

Итак, мой друг, Тюрго и Мальзерб[104] остались за флагом. Первый пал жертвой коварства, а последний сам подал в отставку. Будучи способен к службе, он не хотел сидеть сложа руки, что ему пришлось бы благодаря козням врагов. Желаю, чтобы Г. Г. де-Клюньи и Амло[105] оказались способными заменить их, но боюсь, что они не имеют определенной системы и что это поведет к некоторой революции особого рода.

Маркизу говорили, что гр. Андрей настраивал Великую Княгиню против пруссаков, что это не нравилось Императрице; гр. Лясси, будто бы, внушил ему эти идеи.

Великий князь, вместе с принцем Генрихом, едет в Берлин 21-го. Некоторые полагают, что накануне отъезда он захворает, чтобы остаться здесь. Между тем все распоряжения по конюшне почти уже сделаны. Одна карета предназначена для великого князя, две — для свиты, и шесть — для прислуги.

Суббота, 8. — К брату.

Сегодня утром, мой друг, Пюнсегюр прочел мне сумасшедшее письмо своего отца, завзятого экономиста, относящегося к делу со всем фанатизмом и ходульной фразистостью, свойственными таким людям. Я не верю в его знания и думаю, что у него больше слов чем мыслей. Он принадлежит к числу людей, которые только роняют экономическую науку. Ты знаешь, мой друг, что я настолько же уважаю принципы экономистов, насколько возмущаюсь дутым энтузиазмом и сектантской манерой многих из них, притом именно наименее образованных.

Вчера, в Царском селе состоялась свадьба Рибаса с Анастасией Соколовой[106] горничной Императрицы. Обед состоялся при дворе, в присутствии Великого Князя; молодые получили подарки. Этот Рибас, неаполитанец, хитер как все люди этой национальности. Я тебе рассказывал, как он объехал Бецкого и получил место директора в Кадетском корпусе. Теперь брак послужит к его дальнейшему возвышению. Ее Величество дала 10 000 р. ему и 15 000 — его жене, которая была прежде любовницей Бецкого[107], а этот безумный старик, выдавая ее замуж, прибавил еще дом и тридцать или сорок тысяч. Вот, мой друг, как здесь составляются состояния. Рибас ничего не имел, когда сюда приехал, но благодаря своей ловкости, приобрел очень много. Он, конечно, талантливый молодой человек, но не безупречный, и даже очень. Это не помешало ему сделаться директором корпуса. Я тебе говорил о дружбе его с Нормандецом; я думаю, что она зиждется на хитрости одного и глупости другого. Рибас, желая прослыть испанцем и пользоваться покровительством Гр. Лясси, ухаживает за Нормандецом, который рассчитывает им пользоваться, не понимая, что хитрый итальянец смеется над ним внутренне. Перро не любит ни того ни другого из них, но уж особенно испанца, потому что тот напел на него Бецкому и помешал получить место инспектора (directeur des etudes).

Воскресенье, 9. — К брату.

Давно уже я ничего не писал тебе, мой друг, о гр. Андрее Разумовском. Сегодня я получил об нем некоторые сведения косвенным путем, через Зиновьеву, которой он писал, что сам не знает, что с ним будет. Одни говорят что он будет возвращен, а другие, в том числе гр. Брюль, этого не думают. Последнее мне кажется более вероятным.

Женитьба Рибаса наделала шума. Фельдмаршал Румянцев был посаженым отцом Рибаса (a couduit a la ceremonie nuptiale), а Императрица — посаженой матерью Соколовой. Дидро воспользуется, вероятно, случаем восхвалять доброту Ее Величества, которая бесит русских и заставляет умных людей пожимать плечами. Но Дидро прекрасно знает что делает. Ему нужно издавать Энциклопедию и сундуки ее величества будут к его услугам. Я тебе не говорил, каково было воспитание Анастасии Соколовой? Ее воспитывала м-м Клэран, по рекомендации какого-то русского вельможи, который хотел сделать ее актрисой своего театра, но Клэран отказала ему в этом в виду дурной его славы. Будучи дочерью кучера и одной бедной женщины, из милости живущей в доме Бецкого, каким образом достигла она того, что теперь имеет? Колесо фортуны, мой друг, вертится в этой стране скорей чем где либо, и совершенно незаметно подняло Рибаса с женой на теперешнюю их высоту.