Интимность и история: семейная драма Герцена в сознании русской интеллигенции - [11]
Have you hurt me? You ought to know that better than I—I only know
that my blessing will follow you everywhere, always.
To say more—would be superfluous.
[…«признак жизни» — и ради чего? По-прежнему для того, чтобы оправдать тебя, осыпая самое себя упреками, обвиняя себя. Будь спокоен, да, впрочем, у тебя достанет желания и достанет средств достигнуть этого без моей помощи, — будь спокоен; если я и буду говорить перед кем-либо, способным понять (иначе я не буду говорить, иначе это было бы величайшей профанацией того, что для меня свято), то никак не для того, чтобы оправдывать саму себя.
Причинил ли ты мне зло? Ты должен знать это лучше меня — я лишь знаю, что мое благословение будет с тобою везде, всегда.
Сказать что-то еще — было бы лишним.]
Карр комментирует: «Герцену не было сказано об этом письме. Это тоже было бы лишним. Он не оказался бы “способным понять”»[76] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn76}. От понимания самого Карра, кажется, ускользнуло то, что Натали на смертном одре готовилась говорить с авторитетом, стоявшим выше, чем представители общественного мнения.
Насколько мне известно, книга Карра не была переведена на русский язык. В СССР письма Натали Герцен к Гервегу были процитированы, в выдержках, в составе обзора этой переписки, подготовленного Л.П. Ланским для «Литературного наследства» в 1958 г. (где они появились с предисловием Я. Эльсберга)[77] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn77}. Ланский предложил несколько иное прочтение текста последнего письма. Согласно его переводу, Натали порицает Гервега за то, что тот оправдывает себя, осыпая ее попреками и обвинениями (привожу текст с дополнениями, сделанными мною по архивному оригиналу):
— «Признак жизни» — а зачем? по-прежнему, чтобы оправдываться [te justifier], осыпая меня упреками, обвиняя меня... Будь спокоен, хотя у тебя слишком много желания и средств, чтобы не иметь в этом удачи без моего участия, — будь спокоен: если я когда-нибудь открою рот перед кем-либо, кто мог бы меня понять*, — это будет сделано не для того, чтобы оправдываться [me justifier].
...Причинял ли ты мне зло?.. Ты должен знать это лучше, чем я... Я знаю только, что мои благословения будут следовать за тобою всюду, всегда —
Добавлять к этому что-либо... было бы излишне —
* Иначе я бы этого не сделала — иначе это было бы величайшим осквернением того, что остается самым святым для меня[78] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn78}.
Примечательно, что об этом письме не упомянуто ни словом в подробнейшей «Летописи жизни и творчества А.И. Герцена» (1976), в подготовке которого участвовали Л.Р. Ланский и И.Г. Птушкина, хотя там приводятся мельчайшие детали последних дней Натали Герцен[79] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn79}. Кажется, что чувства Натали к Гервегу оставались щекотливой или болезненной темой для герценоведов в России.
* * *
Как мы убедились, поколения исследователей русской общественной мысли и литературы живо интересовались семейной драмой Герцена. Среди них были видные члены предреволюционной левой интеллигенции, М.К. Лемке и Н.П. Анциферов, мятежный большевик Л.Б. Каменев, осведомитель НКВД Я. Эльсберг и британский дипломат и историк Э.Х. Карр. Конечно, было немало других, чья жизнь не стала доступна взорам публики. Эта история еще не закончилась. В 2002 г. в Лондоне известный британский драматург Том Стоппард представил герценовскую семейную драму в пьесе, названной «Shipwreck» («Кораблекрушение»), часть его драматической трилогии о судьбах ранней русской интеллегенции, «The Coast of Utopia» («Берег утопии»). В декабре 2006 г. эта трилогия с успехом шла в Нью-Йорке, привлекая внимание к Герцену и его семейной драме даже со стороны газеты «New York Times» и журнала «The New Yorker». В трилогии отразились не только проблемы душевной жизни Герцена, людей его круга и их предшественников (Белинского и Бакунина), их стремления к революционному преобразованию общества и отдельно взятой семьи, а также повышенный интерес к исторической значимости собственной жизни (проблемы, столь волновавшие поколения герценоведов), но и сложный жизненный и политический опыт самого драматурга, Тома Стоппарда, эмигрировавшего с семьей из Восточной Европы[80] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn80}. В октябре 2007 г. с участием Стоппарда, состоялась премьера трилогии, в русском переводе, в Москве. Как писала одна московская газета, «Том Стоппард оживил Герцена»[81] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn81}.
Итак, для многих — друзей, читателей, исследователей, писателей — причастность к семейной драме Герцена стала переживанием глубоко личным, интимным. Чтобы проиллюстрировать это важное для меня обстоятельство, приведу один пример. Речь пойдет об историке и литературоведе Николае Анциферове. В 1911 г., проводя медовый месяц в Париже, Анциферов связался с дочерью Герцена Наталией Александровной и попросил ее дать разрешение на публикацию некоторых из опущенных фрагментов части пятой «Былого и дум». На протяжении долгих лет Анциферов вместе со своей женой работал над книгой о любви в жизни Герцена. Вся их концепция любви исходила из того, что Натали осталась верна Герцену. В стремлении оправдать Натали герценовед пошел даже дальше, чем сам Герцен, который (после 1 января 1851 г.) понимал, что увлечение его жены Гервегом отнюдь не осталось платоническим. В «Былом и думах» имеются завуалированные, но легко прочитываемые намеки на этот факт. В 1933 г. Анциферов прочитал книгу Карра и (как он записал в дневнике) «узнал о связи жены Герцена с Гервегом, о ее страсти, не погашенной до конца ее дней, до конца утаенной»[82] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn82}. Согласно легенде, узнав об этом, русский историк скончался от кровоизлияния в мозг[83] {http://www.polit.ru/research/2010/11/17/gertsen_print.html#_edn83}. На самом деле, Анциферов, хоть и был глубоко потрясен, остался жить и переработал свою книгу в свете этого нового знания. Существовал слух о том, что под влияниям известия о неверности жены Герцена своему мужу скончался Ф.И. Родичев. Источник этой легенды отыскался в одном из писем Анциферова, в котором пересказывается его беседа в 1942 г. с дочерью Родичева, Софией Бернатской (оставшейся после революции в России):
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге исследуются нехудожественные произведения Льва Толстого: дневники, переписка, «Исповедь», автобиографические фрагменты и трактат «Так что же нам делать?». Это анализ того, как в течение всей жизни Толстой пытался описать и определить свое «я», создав повествование, адекватное по структуре самому процессу бытия, — не литературу, а своего рода книгу жизни. Для Толстого это был проект, исполненный философского, морального и религиозного смысла. Ирина Паперно — филолог, литературовед, историк, профессор кафедры славистики Калифорнийского университета в Беркли.
За последние десятилетия, начиная c перестройки, в России были опубликованы сотни воспоминаний, дневников, записок и других автобиографических документов, свидетельствующих о советской эпохе и подводящих ее итог. При всем разнообразии они повествуют о жизнях, прожитых под влиянием исторических катастроф, таких как сталинский террор и война. После падения советской власти публикация этих сочинений формировала сообщество людей, получивших доступ к интимной жизни и мыслям друг друга. В своей книге Ирина Паперно исследует этот гигантский массив документов, выявляя в них общие темы, тенденции и формы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Русского писателя Александра Грина (1880–1932) называют «рыцарем мечты». О том, что в человеке живет неистребимая потребность в мечте и воплощении этой мечты повествуют его лучшие произведения – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир». Александр Гриневский (это настоящая фамилия писателя) долго искал себя: был матросом на пароходе, лесорубом, золотоискателем, театральным переписчиком, служил в армии, занимался революционной деятельностью. Был сослан, но бежал и, возвратившись в Петербург под чужим именем, занялся литературной деятельностью.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.