Интервью с самим собой - [8]
Вот такую историю хранит моя память. Это было очень давно. Ещё до того, когда Ларису стали снимать из фильма в фильм, а Унгуряну сделался главным режиссёром московского то ли театра Советской армии, то ли Академического Малого. Давно ушёл из жизни Геннадий Опорков. Моя любимая Аличка в ту пору ещё ходила в школу в каком-то неведомом мне городе. Да и государства, где случилась эта история, давно уже нет на политической карте.
Женщины моей мечты
Так я назвал сборник пьес, посвящённых женщине. Мой второй сборник, хоть и назван по-другому, тоже о женщинах. Потому что без женщины не может быть театра. В каждом спектакле в центре событий – женщина. Вы спросите: А как же пьесы и спектакли на «производственные» темы или про революцию, про войну? И «про революцию» – непременно женщина! В «Оптимистической трагедии» женщина-комиссар спрашивает у «творцов» революции: «Ну, кто ещё хочет женского тела?»
Крестьянская девчонка Марютка в «Сорок первом», призванная на войну с «белыми», расстреливает свою любовь, своё счастье. И в Великую Отечественную – тоже Женщина. Знаменитый фильм «А зори здесь тихие»? Там только старшина – мужик, остальные – девчонки, не познавшие ещё даже «любви».
Обложка книги «Женщины моей мечты».
Все героини моих пьес – это «Женщины моей мечты».
Все до одной! Все разные! И прекрасные! И неразгаданные!
И непостижимые!
Вот она, великая любовь, с порохом, дымом и походами вперемешку.
Я люблю разных женщин. Мне нравятся полные русские красавицы на картинах Малявина. Картина Кустодиева – женщина в бане под названием «Русская Венера» приводит меня в восторг. Надо же, такое богатство во плоти! Мне нравятся и худые, совсем без «тела» женщины. С удовольствием стою у картины Серова, который написал обнажённую тощую Иду Рубинштейн. Нагая, она сидит в гордой позе то ли вакханки, то ли недоступной царицы. В музеях долго стою у картин Ренуара. На каждой – юные красавицы, жаждущие любви и готовые для неё. У Тулуз-Лотрека, наоборот, никакие они не красавицы, но народ долго стоит у этих картин и любуется совсем некрасивыми красавицами. А девочки Дега? Одетые и полуодетые (точнее, полураздетые), разве вам они не нравятся? Мне так очень. А женщины на полотнах Рубенса – пышнотелые красавицы? Можно просто утонуть в их пышнотелости! А обнажённая Даная у Рембрандта?! Надо же было какому-то идиоту плеснуть на картину кислотой! Ему бы смотреть и любоваться красавицей, которую подарил ему Рембрандт. А он, выродок, выплеснул на неё кислоту, которую специально принёс с собой. Впрочем, он не один такой. Что ни современная выставка, всякий раз находятся «духоборцы», которые требуют закрыть выставку, потому что там, видите ли, обнажённое богохульство! Вот и дама, депутат Думы, требует привлечь к ответственности режиссёра, который снимает картину «Матильда». Фильм ещё не вышел в прокат. Его ещё никто не видел, а дама, «слуга народа», негодует: там же про царя Николая и балерину Матильду! Не может царь Николай никого любить, кроме своей царицы. «Режиссёра к ответу! Фильм закрыть! Там могут быть неприличные сцены, позорящие царя-батюшку!» Хоть и записали вы, дама-депутат, Николая в святые мученики, был он самым обыкновенным мужчиной, любил женщин, особенно балерин! Как их, красавиц, не любить, если ты молод, здоров и, извиняюсь, не из геев?
Вы спросите, почему я про красавиц на полотнах, да в пьесах и в кино? А про себя? Так я про себя и пишу. Мой приятель рассказывает, что просто «балдеет» от умных женщин. Я тоже люблю умных женщин, но люблю так же и умных мужчин. Женщин я люблю за другое. За женское. В раннем детстве я «полюбил» девочку на даче, и во сне мечтал, как завтра буду дёргать её за косички.
В восьмом классе прижал в коридоре свою одноклассницу и поцеловал. Потому что было у неё уже всё, что есть у взрослых женщин. Потом была война, вроде бы не до женщин, но фотка, которую я получил, вскружила солдатику голову, и после войны я без оглядки женился на девчонке, с которой был знаком ещё в школе. В Румынии я познакомился с девочкой, которая подарила мне свою любовь. Разве могу я её забыть, вычеркнуть из своей памяти? Не много, но это в военном прошлом. После Великой Отечественной я наверстал упущенное. Мне исполнилось двадцать, и сам Всевышний велел мне любить. Любил я девушек красивых и не очень. И, прости Господь, – замужних дам. И всякий раз всех «по-настоящему»! Пока не пристал к семейной гавани. Да и тогда первоначально шалил. Такой мы, мужчины, народ. Такими нас сделал Господь. Обо всём этом я уже писал раньше. Я не Дон Жуан. Я никогда не волочился за женщинами. Так получалось – «само собой». И я не жалею, что так получалось. О каждой такой «любви» мог бы написать целый роман. Увы, я не Бальзак, не Мопассан, не Лев Николаевич Толстой! Чтобы описать, что есть такое «любовь», надо быть гением. Это не «постель». Это «не вздохи на скамейке». У каждого это что-то своё, потаённое. У одного: «Вы помните, вы всё, конечно, помните…» У другого: «Вошла ты! Резкая, как нате!» У третьего: «Ты говорила шёпотом, а что потом? А что потом?»
