Интервью - [10]
— Почему же вы решили начать с каких-то мизерных сопротивлений?
— Потому что Левка — мой товарищ… бывший.
— Вы хоть с самим Махаевым беседовали на эту тему?
— Без толку. Он говорит: «С каких это пор ты милиционером стал?»
— А вы?
— А я говорю: «С тех пор, как ты стал вором!»
— А дальше?
— Дальше произошел, как выразился один ваш коллега, «обмен мнениями при помощи жестов»…
— То есть?
— Он мне врезал… Ну и я ему навесил. В общем, производственный конфликт. В курилке разводить дебаты больше не намерен. А то у нас там прямо какой-то английский клуб образовался. Посидишь, послушаешь — умные мужики, рассуждают откровенно. А на собрании молчат, при начальстве им неудобно… Но ведь мы же не гости, а директор не хозяин. Интересы одни, а договориться не можем. Я долго не хотел вылезать с этим делом. Но вот решился.
— А вдруг вас назовут доносчиком?
— Если скажу при всех, не назовут. В общем, приходите… А сейчас будем закругляться.
— Нельзя, редактор торопит. Давайте в темпе. Вот вы сказали: «Я хозяин завода». Всегда так было? Это врожденное?
— Сначала являлся на восемь часов. Переоденусь по звонку — ив спортзал, на танцы, к приятелям. А потом научился работать и полюбил завод. Но окончательно убедил меня а том, что я хозяин завода, один капиталист. В составе шведской делегации побывал у нас на заводе Густав Эриксон, внук бывшего владельца. И вот меня с ним познакомили. Парень оказался ничего. Простой, общительный. На всех станках умеет работать. Нашим бы технологам так. Я даже удивился, капиталист все-таки… По-русски говорит, как мы с вами. Я-то в языках не силен. Рассказывал швед, как у него дело поставлено: порядок, четкость, ритм…
— Вы заметили отдельные преимущества западной системы?
— Система тут ни при чем. Дело в организации производства. Если верить Эриксону, то производство у них организовано бесподобно. Никакого бюрократизма, штурмовщины, простоев. Все четко, рационально, каждый винтик на месте. Условия труда отличные: вентиляция, душ, чистота. Если швед не загибает, конечно. Но не думаю… И заработки высокие. Только вот что получается. Человек на заводах Эриксона — рабочий и больше никто, механическая сила, инструмент. Между прочим, он этого даже не скрывал: «Я забочусь о станках и о людях. Станки должны быть в исправности, а люди в довольстве». Но человеку мало быть сытым. Он, представьте себе, хочет быть героем. Чтобы о нем стихи писали. Шведские рабочие, казалось бы, имеют все, а на душе у них тошно. Недаром говорят, что в Швеции такая мода — газом травиться…
— То есть вы хотите сказать, что победа техники куплена ценой моральной деградации?
— По-научному — так.
— Но ведь и за голую идею никто работать не станет. Один моральный стимул…
— Я ведь не сказал — только моральный стимул. Надо сочетать…
— Звонок?
— Да, кончился обед.
— Но я же ничего не успел!
— Изложите все как есть, раз уж это необходимо.
— Чем больше узнаешь, тем труднее вникать… Когда я был студентом, явился как-то раз к профессору на консультацию. А он зачет принимает. Название темы на доске «Образ лишнего человека в русской литературе». Двадцать гавриков строчат, не поднимая головы. Профессор меня и спрашивает:
«Сколько бы вам понадобилось времени, чтобы осветить эту тему?» Я отвечаю: «Дней пять». «Ну вот, — говорит профессор, — вы бы управились за пять дней, мне двух пет мало, а им трех часов достаточно».
— Поучительная история.
— Может, вы напоследок скажете о себе что-нибудь героическое?
— Ей-богу, нечего рассказать. Я бы с удовольствием. Хотя отчего же, лет десять назад я полгода жил в одной комнате с Витей Штерном, который учился играть на тромбоне…
— Я серьезно спрашиваю,
— Кроме шуток, не знаю. Приходите на собрание. Героев полный зал. В четыре пятнадцать начало. Знаете, где наш красный уголок?
— Найду.
…Посреди заводского двора разбит квадратный сквер с фонтаном, английскими стрижеными кустами и клумбами по углам.
По территории завода снуют электрокары, громыхает автопогрузчик, волоча за собой металлический трос с крючком.
В стену административного корпуса вделана блестящая латунная доска с надписью: «Здесь хранится письмо комсомольцам 2018 года. Вскрыть в день столетия комсомола».
Газетчик обогнул котельную с круглой кирпичной трубой, и перед ним выросла громада нового недостроенного корпуса. Квадратные стекла его были в мелу. Над стенами возвышался подъемный кран.
Корреспондент поднялся в редакцию. Застарелый запах табака и клея. Столы завалены бумагами, подшивками старых газет, фотографиями. Под листами макета чернеет громоздкий остов «Ундервуда». В шкафу под стеклом золотятся тисненые корешки энциклопедии. Бледно-зеленые обои испещрены номерами телефонов. На календаре алеет воскресенье…
Рита кричит в трубку:
— Как фамилия? Баскаков или Басманов? Говори по буквам: Банионис, Авдюшко, Сорди, Миронов… Шеф курит, роняя пепел на газетные бланки. Фотограф Камчаткин раскладывает на батарее мокрые, покоробившиеся снимки.
— Отличный кадр, — сказал он вновь вошедшему, — лицо и руки детально проработаны, а весь технический фон как бы в тумане…
— Хороший снимок, — подтвердил корреспондент.
Сергей Довлатов — один из наиболее популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы и записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. «Заповедник», «Зона», «Иностранка», «Наши», «Чемодан» — эти и другие удивительно смешные и пронзительно печальные довлатовские вещи давно стали классикой. «Отморозил пальцы ног и уши головы», «выпил накануне — ощущение, как будто проглотил заячью шапку с ушами», «алкоголизм излечим — пьянство — нет» — шутки Довлатова запоминаешь сразу и на всю жизнь, а книги перечитываешь десятки раз.
Сергей Довлатов — один из наиболее популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы и записные книжки переве дены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. «Заповедник», «Зона», «Иностранка», «Наши», «Чемодан» — эти и другие удивительно смешные и пронзительно печальные довлатовские вещи давно стали классикой. «Отморозил пальцы ног и уши головы», «выпил накануне — ощущение, как будто проглотил заячью шапку с ушами», «алкоголизм излечим — пьянство — нет» — шутки Довлатова запоминаешь сразу и на всю жизнь, а книги перечитываешь десятки раз.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Двенадцать глав «Наших» создавались Довлатовым в начале 1980-х годов как самостоятельные рассказы. Герои — реальные люди, отсюда и один из вариантов названия будущей книги — «Семейный альбом», в которой звучит «негромкая музыка здравого смысла» (И. Бродский), помогающая нам сохранять достоинство в самых невероятных жизненных ситуациях.
Сергей Довлатов родился в эвакуации и умер в эмиграции. Как писатель он сложился в Ленинграде, но успех к нему пришел в Америке, где он жил с 1979 года. Его художественная мысль при видимой парадоксальности, обоснованной жизненным опытом, проста и благородна: рассказать, как странно живут люди — то печально смеясь, то смешно печалясь. В его книгах нет праведников, потому что нет в них и злодеев. Писатель знает: и рай, и ад — внутри нас самих. Верил Довлатов в одно — в «улыбку разума». Эта достойная, сдержанная позиция принесла Сергею Довлатову в конце второго тысячелетия повсеместную известность.
Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.
В сборник вошли две повести и рассказы. Приключения, детективы, фантастика, сказки — всё это стало для автора не просто жанрами литературы. У него такая судьба, такая жизнь, в которой трудно отделить правду от выдумки. Детство, проведённое в военных городках, «чемоданная жизнь» с её постоянными переездами с тёплой Украины на Чукотку, в Сибирь и снова армия, студенчество с летними экспедициями в тайгу, хождения по монастырям и удовольствие от занятия единоборствами, аспирантура и журналистика — сформировали его характер и стали источниками для его произведений.
Книга «Ловля ветра, или Поиск большой любви» состоит из рассказов и коротких эссе. Все они о современниках, людях, которые встречаются нам каждый день — соседях, сослуживцах, попутчиках. Объединяет их то, что автор назвала «поиском большой любви» — это огромное желание быть счастливыми, любимыми, напоенными светом и радостью, как в ранней юности. Одних эти поиски уводят с пути истинного, а других к крепкой вере во Христа, приводят в храм. Но и здесь все непросто, ведь это только начало пути, но очевидно, что именно эта тернистая дорога как раз и ведет к искомой каждым большой любви. О трудностях на этом пути, о том, что мешает обрести радость — верный залог правильного развития христианина, его возрастания в вере — эта книга.
Действие повести происходит в период 2-й гражданской войны в Китае 1927-1936 гг. и нашествия японцев.
УДК 821.161.1-31 ББК 84 (2Рос-Рус)6 КТК 610 С38 Синицкая С. Система полковника Смолова и майора Перова. Гриша Недоквасов : повести. — СПб. : Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2020. — 249 с. В новую книгу лауреата премии им. Н. В. Гоголя Софии Синицкой вошли две повести — «Система полковника Смолова и майора Перова» и «Гриша Недоквасов». Первая рассказывает о жизни и смерти ленинградской семьи Цветковых, которым невероятным образом выпало пережить войну дважды. Вторая — история актёра и кукольного мастера Недоквасова, обвинённого в причастности к убийству Кирова и сосланного в Печорлаг вместе с куклой Петрушкой, где он показывает представления маленьким врагам народа. Изящное, а порой и чудесное смешение трагизма и фантасмагории, в результате которого злодей может обернуться героем, а обыденность — мрачной сказкой, вкупе с непривычной, но стилистически точной манерой повествования делает эти истории непредсказуемыми, яркими и убедительными в своей необычайности. ISBN 978-5-8370-0748-4 © София Синицкая, 2019 © ООО «Издательство К.
УДК 821.161.1-3 ББК 84(2рос=Рус)6-4 С38 Синицкая, София Повести и рассказы / София Синицкая ; худ. Марианна Александрова. — СПб. : «Реноме», 2016. — 360 с. : ил. ISBN 978-5-91918-744-8 В книге собраны повести и рассказы писательницы и литературоведа Софии Синицкой. Иллюстрации выполнены петербургской школьницей Марианной Александровой. Для старшего школьного возраста. На обложке: «Разговор с Богом» Ильи Андрецова © С. В. Синицкая, 2016 © М. Д. Александрова, иллюстрации, 2016 © Оформление.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.