Интерперсональная теория в психиатрии - [156]

Раньше я весьма критично относился к пациентам, сообщавшим, что не могли заснуть и что чувствовали себя совершенно разбитыми, в то время как свидетельства беспристрастных наблюдателей со всей очевидностью доказывали, что они проспали большую часть ночи; я думал, что в этом случае мы имеем дело с определенной замещающей операцией, требующей отдельного вмешательства. Но однажды, когда в течение одной ночи я несколько раз просыпался и вновь ненадолго засыпал, я понял, что мне не удавалось освободиться от защитных операций, от процессов, самым тесным образом связанных со стрессогенными аспектами бодрствующего состояния. Я сразу же понял, почему люди, которым за всю ночь не на минуту не удалось глубоко заснуть и которые находились в состоянии легкого сна недостаточно долго, - хотя, в действительности, они все-таки периодически погружались в сон, общая продолжительность которого, вероятно, составляла пять, шесть или даже семь часов, - склонны считать, что они вообще не спали, и, по сути, сон совершенно не пошел им на пользу.

Как я уже говорил, функциональное значение сна, если рассматривать его с психиатрической точки зрения, сводится к полному отключению защитных операций. В результате многие неудовлетворенные потребности дня, а также неудовлетворенные компоненты потребностей, реализованных в течение этого дня - удовлетворению которых в состоянии бодрствования препятствует вмешательство тревоги или защитных операций - по возможности удовлетворяются через скрытые операции, символические механизмы, реализующиеся во сне. Это сложно продемонстрировать непосредственно, но, принимая во внимание состояние людей, страдающих бессонницей, можно прийти к вполне обоснованному выводу: в такой ситуации у человека резко регрессирует способность справляться с нежелательными, осуждаемыми стремлениями, что приводит к серьезному ухудшению его психического здоровья.

Хотя я говорил о том, что защитные операции в состоянии сна снижают свою активность, и что характерной особенностью ситуации сна является возможность снизить интенсивность функционирования системы самости, я не утверждал, что на этот период времени система самости целиком отходит на задний план и перестает влиять на что бы то ни было. Признаки ее функциональной активности, осуществляемой в этом состоянии, вероятно, наиболее отчетливо проявляются в сравнительно частых приступах шизофрении, возникающих в состоянии сна. Целый ряд людей, пребывающих в дневное время в крайне нервном и дискомфортном состоянии, ночью переживают ужасные кошмары, от которых они не могут очнуться, даже когда в действительности уже «проснулись»; проходит немного времени - и такие люди становятся шизофрениками, оставаясь в таком состоянии на протяжении всего периода бодрствования. Итак, именно то, что пробуждает человека от скрытых процессов, протекающих во сне, должно быть, и является проявлением системы самости. Иными словами, несмотря на периодическое погружение в сон, мы поддерживаем наши диссоциации посредством неусыпной бдительности, постоянной готовности диссоциативного аппарата системы самости. В качестве вывода можно утверждать: чем больше личность охвачена диссоциацией, тем менее спокойным и более тревожным будет сон человека. Таким образом, глубина сна в некотором смысле непосредственно напрямую детерминирована способностью системы самости отключаться раз в сутки на некоторый период времени; а когда мощные мотивационные системы подвергаются диссоциации, приостановка функционирования системы самости, способная обеспечить человеку глубокий и спокойный сон, оказывается невозможной.

Значение сновидений для психотерапии

А теперь мне бы хотелось представить вам сравнительно объективные данные, подтверждающие мой тезис о том, что сон - это период жизни, на протяжении которого скрытые операции взаимодействуют с неудовлетворенными потребностями, не получившими должного внимания в бодрствующем состоянии, хотя мои сведения по степени точности и надежности не могут сравниться с той информацией, которую мы получаем в естественных науках при помощи кронциркуля или телескопа.

Максимум данных в нашей области можно почерпнуть, проанализировав форму изложения человеком содержания его сновидений. Я думаю, большинство из нас согласится с тем, что все мы видим сны и что иногда мы помним их отдельные эпизоды. Но наши воспоминания о снах никогда не бывают достаточно адекватными, за исключением тех случаев, когда сон был очень коротким или сопровождался исключительной по силе эмоцией. Моя точка зрения такова: между скрытыми операциями, осуществляемыми во сне, и скрытыми операциями и сообщениями о них в состоянии бодрствования существует непреодолимый барьер. Если этот барьер и возможно преодолеть, то лишь с использованием таких техник, как, например, гипноз, сложность выполнения которых делает их результаты не более надежными, чем воспоминания человека о том, что ему приснилось, а следовательно, этот барьер действительно непреодолим. Другими словами, если придерживаться моей теории, то никто никогда и ни при каких обстоятельствах не может работать непосредственно со сновидениями. Это попросту невозможно. То, с чем имеет дело психиатрия и что играет определенную роль во многих других аспектах жизни человека, - это лишь воспоминания о снах; о степени соответствия и близости этих воспоминаний к реальным сновидениям мы можем только догадываться, так как, насколько мне известно, мы не располагаем техниками, позволяющими добиться полной идентичности воспоминаний о снах самим сновидениям.