Интерны и хирурги бывшими не бывают - [15]
– Бездельничаете?
– У нас вся работа сделана.
– Я об этом и говорю. Доедайте и идите в приемное отделение.
– А что там?
– Там «Скорая» девицу привезла молодую, с болями в животе.
– Аппендицит?
– Вот сходите, посмотрите на нее, оформите историю, а потом мне расскажете, что думаете по поводу диагноза. Я пока сказал ее на УЗИ отправить, так что допивайте свой кофе спокойно.
Наскоро закончив с едой, мы спустились в приемное отделение. Наша пациентка уже сидела в коридоре. Отправив Г. за результатами УЗИ, я пригласил девушку в смотровую. Г. вернулся еще прежде, чем я успел начать осмотр.
– На УЗИ ничего нет, – сказал он, протягивая мне историю болезни.
Пока я изучал результаты УЗИ, Г. начал собирать анамнез.
– Что вас беспокоит?
– Живот болит. Вот здесь, – сказала пациентка и показала рукой на эпигастральную область.
– Как давно появились боли?
– Утром сегодня. Прямо так резко заболело, как будто ножом ударили. А потом вроде полегче стало, но все равно болит.
– Хм… – Г. начал пальпировать живот. – А тошнота, рвота была?
– Нет. Только боли. Ой, – вскрикнула пациентка, – вот здесь больно.
Я, оторвавшись от истории болезни, наблюдал за действиями своего ученика. Он тщательно пропальпировал весь живот, проверил наличие симптомов раздражения брюшины и посмотрел на меня вопросительным взглядом.
– Ну что, – спросил я, – что думаешь?
– Мне кажется, ничего серьезного. Живот, в общем, спокойный.
– Угу. Дай-ка я сам посмотрю.
Г. забрал у меня историю болезни и уступил мне место. Живот у пациентки вроде был мягкий, не напряженный, но достаточно выраженная болезненность в эпигастрии меня все-таки смущала. В смотровую зашел шеф.
– О! Вы уже здесь?! Молодцы! Что там на УЗИ?
– На УЗИ ничего особенного, – сказал Г., протягивая шефу историю болезни.
– Хорошо. А сами что думаете?
– Мне кажется, ничего там нашего нет, – уверенно сказал Г.
Взгляд шефа обратился в мою сторону.
– Мне живот все-таки не нравится. Как говорит профессор – «неуютный».
– Мне вот тоже не очень нравится, хотя по УЗИ действительно ничего особенного. А кровь готова?
– А ее разве брали?
– Ну, вообще, я просил перед УЗИ взять анализы. Г., узнай, пожалуйста.
Пока Г. звонил в лабораторию, мы с шефом вышли в коридор.
– Вы думаете, там что-то хирургическое?
– Сложно сказать. Живот вроде бы мягкий, и по УЗИ ничего, но уж больно сильно она реагирует на осмотр.
– Может у нее низкий порог болевой чувствительности?
– Может, конечно, и так. Ну что там с анализами, Г.?
– Лейкоциты крови почти девятнадцать тысяч.
– Ого! – сказал шеф. – Тогда надо ей лапароскопию делать. Я так думаю. Готовьте.
– А что мы искать-то будем? Может, лучше ее понаблюдать?
– Искать будем хирургическую болезнь. Ну, например, прикрытую прободную язву. А насчет наблюдения – нечего наблюдать пациентов с болями в животе с таким лейкоцитозом. Это потом себе дороже выходит. Готовьте к лапароскопии и подавайте, а я предупрежу анестезиологов.
В то время диагностические лапароскопии в нашей больнице еще делали врачи-эндоскописты. Нам оставалось только наблюдать за процедурой и ждать результат. Пока бригада собиралась, мы с Г. решили выпить еще по чашке кофе, на случай если все-таки понадобится оперировать больную. Обычно в таких случаях в запасе у хирургов оставалось еще 20–30 минут, которые требовались анестезиологам и эндоскопистам для подготовки; но в тот день почему-то все произошло значительно быстрее, так, что уже через 10 минут, когда мы с Г. еще сидели, развалившись на диване в ординаторской, у меня зазвонил мобильный телефон.
– О! Шеф. Наверное, хочет спросить, подали мы больную или нет. Алло. Больная уже в операционной.
– Больная не только в операционной. Больная уже в наркозе. Мне звонят эндоскописты и возмущаются, что никого из хирургов нет. У вас же нет другой работы! Быстро все бросайте и в операционную! Я на консультации – приду через десять минут. Если прободная язва будет, то оперируйте сами. Если что-нибудь необычное, то меня дождитесь!
Мы, бросив недопитый кофе, поспешили в оперблок. Зайдя в операционную, мы нос к носу столкнулись с дежурным эндоскопистом А.
– Ну, и где вы ходите? Идите, оперируйте!
– А вы что, уже сделали?
– Конечно. Что я вас ждать, что ли, буду?
– Можно подумать, нас так долго не было! Когда мы вас ждем часами… – начал возмущаться Г.
– Подожди. Потом будем выяснять, кто кого ждал, – прервал я его и, обращаясь к А., сказал: – Что там в животе-то? Прободная?
– Наверное!
– В каком смысле «наверное»?
– Там гной!
– Откуда?
– Это я не знаю. Это уж вы разбирайтесь.
– Ну, дайте тогда посмотреть.
– Я уже лапароскоп расстерилизовал.
– То есть как?! Зачем?
– Вы же все равно открываться будете – искать источник гноя.
– Но мы же должны знать, на что идем! Мы же не можем сверху донизу разрез сделать молодой де вушке!
– Ну, если там гной в животе, вам все равно маленьким разрезом не обойтись.
– Это мы уже сами разберемся. Надо было хотя бы желудок посмотреть, как следует.
Мы разговаривали на все более повышенных тонах, когда в операционную вошел шеф.
– Что за крики? Вас от лифта слышно.
– Они все сами сделали, нам не показали, говорят, там гной в животе, и даже не посмотрели откуда. Вот пусть теперь сами и оперируют, раз такие умные, – в сердцах сказал я.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Представляете ли вы, что человеческий глаз – это настоящий космос? Микрохирург Арсений Кожухов, племянник Святослава Фёдорова, знает об этом не понаслышке. Каждый день он погружается в удивительную вселенную нашего зрения. На операционном столе у него бывают люди всех возрастов. Для кого-то врач – это последний шанс увидеть свет солнца или любимое лицо близкого человека. Но порой судьба бывает так жестока, что пациент не способен вынести счастья вновь обретенного зрения…
Наша медицина и наши врачи не просто способны на подвиги. Они совершают их каждый день, в режиме рядовых будней. В этой книге врачи разных специальностей делятся своими переживаниями, профессиональными проблемами, размышлениями о медицине, её прошлом, настоящем и будущем. Эти непридуманные, подлинные истории открывают мир медицины с неожиданной, часто шокирующей стороны, предоставляя читателю уникальную возможность увидеть его изнутри. [ul]приехать на вызов “ножевое ранение” и стать заложником маньяка вытащить с того света миллионера, которого все приняли за бомжа отказаться от неминуемой ампутации и спасти пациенту ногу принять роды в машине скорой помощи, выбирая, чью жизнь спасти: матери или ребенка получить радиационный удар, спасая от ожогов солдат и пожарных, и выжить.[/ul].
«Обнаженная медицина» — это злободневная и невероятно смешная книга отечественного врача-дерматовенеролога. Он откровенно и без прикрас описывает, как учатся будущие врачи, рассказывает, чем занимаются санитары по ночам и что можно получить, если пытаться лечиться по знакомству. На приеме у венеролога бывают самые разные пациенты. Кто-то действительно болен, и тогда требуется «расколоть» неудачливого любовника. Но иногда за серьезную болезнь принимают совсем не то, что кажется очевидным. И вот здесь есть место юмору.