Интернет животных. Новый диалог между человеком и природой - [35]
Но все-таки животные – это не люди. Они похожи на людей, но от них отличаются. Это сходство при «не-идентичности», если так можно выразиться, образует самый центр отношений человека с животным. Животные немы. Точнее, так: они не говорят на том языке, который мы понимаем. Мы не знаем, могут ли они думать, обладают ли сознанием, напоминающим человеческое. Прямой диалог с ними невозможен, даже если нас пытаются в этом убедить лошадники и собачники. К тому же человек как социальное существо во всем опережает животное. Стоит людям организовать что-нибудь вроде группы охотников, как они запросто схватят любого, самого дикого и опасного, зверя. Людям древних времен удавалось простейшими способами убить мамонта, который превзошел бы их и силой, и массой, и скоростью. Именно это преимущество и делает владыкой мира человека, а не животное.
И все же этого самого человека, который охотился на этих самых немых зверей и актом насилия отторгал себя от них, никогда не покидало ощущение сходства, опять-таки связывавшего его с животными. Это противоречие, это напряжение составляет необычное внутреннее содержание экзистенциального дуализма. По кругу свершались действия, казавшиеся противоречивыми, а на самом деле являвшиеся лишь конкретным выражением дуализма. Люди держали при себе животных в качестве спутников и тем не менее их забивали. На зверей охотились, но выказывали им глубочайшее почтение. У первобытных народов такое можно наблюдать и сегодня. Вот, например, коюконы, относящееся к атабаскам племя индейцев на Аляске. Коюконы живут в самой тесной связи с природой. Охотник на медведей, возвращаясь с удачной охоты, выжидает некоторое время, а потом произносит, указывая на добычу: «Я кое-что нашел в пещере». Тем самым он не выделяет собственный успех, он приписывает его природе. Иначе он нарушил бы этикет, а это ведет к неудачной охоте, болезни или даже смерти>63.
Рудименты подобного отношения можно и сегодня наблюдать в деревне, где сельское хозяйство и скотоводство еще не полностью индустриализированы. Крестьянин запросто дает теленку ласковое прозвище и кормит его из бутылочки. Но на другой день тот же самый крестьянин отвезет теленка на бойню, а вечером полакомится отбивной из него. Городских жителей, знакомых с этим внутренним кругом отношений «человек – животное» лишь из книг и кино, шокирует подобная бесчувственность. Они спокойно едят мясо, переработанное в промышленных условиях, и ласкают теленочка, увидев его во время визита на крестьянский двор. Эти гетерогенные ощущения поддерживает лишь сентиментальное отношение к природе. Но сама природа существует преимущественно в голове – не та, конечно, которую мы организовали в парках и зеленых зонах для отдыха горожан, но природа в эмпатическом смысле, где все живые существа объединяются в органическое целое. За последние 200 лет, пока индустриализация лишала нас животных, мы законсервировали природу внутри самих себя, полагая, что таким образом их спасли. Опасное заблуждение! Тот самый отдыхающий на крестьянском дворе, виня хозяина за отправку теленка на бойню, выпадает из круга экзистенциального дуализма и скатывается к абстракции, ибо животное для него есть только сентиментальный наглядный материал.
Он недооценивает самое важное, решающее: единство человека и животного – это не сентиментальная идентификация, а нечто более глубокое. Экзистенциальный дуализм основывается на способности самого человека страдать, но также и наделять животное способностью испытывать страдание и боль. Крестьянин, забивающий своего любимого теленочка в этот миг выступает как «сострадающий», а теленочек в этот миг страдает вместо или во имя крестьянина, что вполне соответствует христианской традиции. Идентичность человека и животного – это не вопрос дефиниции, а метафорическая тайна, основанная на логике страдания.
Коротко заглянув в историю философии, мы увидим, что способность животных к страданию оценивается по-разному>64. Есть два противоположных лагеря: одни авторы наделяют животное способностью страдать, другие видят в животном некий механизм, приводимый в действие инстинктами. В философском осмыслении данной темы проявляется напряженность, о которой стоит сказать подробнее, ибо она составляет основу нашего нынешнего отношения к животным.
Аристотель первым стал исследовать Physis и Psyche животных. Душу он рассматривает в трех сферах: все живые существа, то есть человек, животное и растение имеют anima vegetativa (растительную); человек и животное обладают anima sensitiva (чувствующей); и лишь человек обладает anima intellectualis (разумной). Августин называет душу животного anima quae non intelligit – душой без разума. Однако у него животное, обладая зрением и памятью, все-таки имеет и anima vivificans (от лат. vivificо – оживлять, животворить), противоположную физическому телу. Иммануил Кант в «Критике способности суждения», исходя из мысли о родственности человека и животного, также приходит к выводу о том, что животное может испытывать страдание. Он пишет: «…из подобия действий животных… действиям человека… мы можем вывести по аналогии… что животные также действуют по
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.