Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой - [77]

При этом не стоит сетовать на невозможность изменения истории, следует искать пути к изменению самого себя. Тогда, возможно, и история изменится. Блестящей иллюстрацией победы такой логики стала деятельность М. Ганди в Индии.

Таким образом, чтобы стать личностью, необходимо, но недостаточно самостоятельно мыслить и вести себя согласно моральному долгу. Нужен дальнейший отказ от себя как эгоистического центра и смысла жизни и утверждение нового смысла – жизни «не для себя», а для других людей, для общества себе подобных, для высшего начала – Бога. Об этом Толстой напряженно думал и писал на протяжении всей своей жизни.

Если при формировании массового общества и массового человека действует закон инерции, то в ходе развития личности, считал Толстой, должен сработать закон заражения, волнообразного движения истины и добра от одного к другому, вовлечения личным примером в схожее поведение ближних и дальних соратников[300]. В итоге человек, «подчинивший свою животную личность разуму и проявивший силу любви» (Толстой, 26, 414) способен объединиться с себе подобными в жизни для Бога. Такие объединения должны были, с точки зрения Толстого, сменить государство, сделать его ненужным. Толстовские общины стали первыми протоформами объединения людей на основе сознательной жизни в Боге. Но создать полноценное сообщество оппозиционеров в России не удалось ни во времена Толстого, ни сегодня.

Следует сделать одно отступление. Исторически Россия никогда не имела широкого публичного пространства. Оно проявлялось спорадически, время от времени, чаще в периоды смут и революций. Дело не только в авторитаризме и деспотизме власти, но и в специфике и психологии «общинного мира», не готового брать на себя управленческие обязанности и нести конкретную ответственность[301]. Одной из причин такой низкой политической активности было извечное моральное презрение русских людей к власти, богатству и частной собственности.

При этом активное противостояние власти, начиная с религиозного раскола XVII века, происходило в другой сфере – сектантстве и религиозных движениях, которые в начале XX века заполонили Россию[302]. В определенном смысле именно их можно назвать духовными оппозициями государству. Вот как описывает этот процесс Толстой в статье «Истинная свобода» (1907): «Начинают люди помогать друг другу, перестают пьянствовать, курить, распутничать, ругаться, драться, судиться. И как только где начинается такая жизнь, – тотчас же выезжают из этих деревень и попы, и ростовщики, и кабатчики. Так было много раз в штундистских деревнях. Так было и с духоборами на Кавказе. Стали они жить по-божьи, сложили они всё имущество вместе, работали вместе, делились не по заработку, а по нужде, и не стало между ними ни бедных, ни пьяниц, ни развратников, и уехали от них все кабатчики и кулаки. И так же начальство осталось без дела» (Толстой, 90, 80–81).

В этой же статье дана целая программа практических оппозиционных действий, опирающихся на заповеди Христа. Толстой фактически устанавливает правила нового сообщества, перечисляет вполне конкретные акции жизни по-божьи «здесь и сейчас», в добровольном отъединении от государства и неучастии в его делах.

Толстой и сам сопротивлялся злу в общественном служении другим, в собственной практике: занимался благотворительностью, «работал на голоде», осуществлял правовую защиту пацифистов и всестороннюю поддержку духоборов, дал религиозное обоснование вегетарианству[303]и многое другое.

Прообразом идеальной «гражданской среды» для него была, как известно, крестьянская община. С его точки зрения, идеал общины заключался в слитности общественных и частных интересов, изначальной предрасположенности крестьян к христианской жизни. Частное для него не тождественно собственности и культу индивидуализма. Как только деньги и частные интересы начинают проникать в крестьянскую среду, ния часть российского общества, затронутого земским движением, была невелика»: Яковенко И. Русский человек как «антигрек» // Человек. 2009. № 6. С. 117.

наступает «власть тьмы». По сути, Толстой предполагал безусловный примат общественного, понятого как религиозное служение всем людям. Также и толстовцы стремились сохранить все лучшее от идеи крестьянской общины и преодолеть все худшее – отрицательные «плоды просвещения». Их можно назвать примером гражданской самоорганизации, но не гражданского общества в его современном понимании.

4.4. Политическая философия XX века: Толстой-Вебер-Арендт

М. Вебер – выдающийся немецкий социолог и создатель теории бюрократии, имеющей точки сближения и с толстовской критикой бюрократии, и с нашей недавней тоталитарной историей, как было сказано ранее, был большим поклонником творчества Толстого[304].

Казалось бы, толстовская критика государства противоположна теории рациональной бюрократии М. Вебера, его концепции «идеального типа». Толстой, который не признавал никаких идеальных обществ, тем более бюрократических, оказался близок веберовской конструкции идеального типа «рациональной бюрократии» в одном. Речь идет о склонности к разумному жизнеустройству, основанному не на гегелевском рационализме «оправдания существующего» и не на инструментальной иерархии власти, но на духовном и добровольном соединении людей в единое целое, на реализации идеалов всемирного братства и христианской любви. В основе такого подхода, с точки зрения М. Вебера, лежит принцип «религиозной рациональности»