Интеллектуальный облик литературного героя - [19]

Если этот недостаток дает себя знать у таких выдающихся советских писателей как Фадеев, то нет ничего удивительного в том, что авторы произведений подражательных и мелких доводят бессловесность своих героев или, точнее говоря, их неспособность к интенсивному я содержательному развитию своих мыслей в разговоре, спорах. и т. д. до абсурда.

Все это неизбежно приводит к тому, что интеллектуальная физиономия действующих лиц теряет определенность своих черт. Отрицательные традиции позднего буржуазного реализма, недостаток художественной культуры, слабость композиции, — все это ослабляет силу характеров, выведенных в советской литературе, и мешает подлинно-художественному изображению человека социалистического общества.

Эти отрицательные традиции очень сильно сказываются и в изображении связи между жизнью личной и жизнью общественной. Мы уже говорили о том, насколько характерно для буржуазного общества противопоставление этих сторон человеческого бытия. Ясно, что в социалистическом обществе проблема стоит совсем иначе. И наши писатели это, в общем, понимают. Они во многих случаях исходят из правильного чутья нового в жизни. Но одного чутья недостаточно. Не хватает смелости литературной трактовки, глубины художественной культуры, чтобы из правильного ощущения вышел развитой художественный образ.

Так, в известном романе Панферова, о котором мы уже говорили, очень содержательно описывается личное развитие Ждаркина, причем много характерного и в его отношениях с женщинами. Но до подлинно-высокой трактовки любви между мужчиной и женщиной Панферов не поднимается. Почему любовные отношения в старой литературе носили характер такой глубокой содержательности и значения? — Потому, что в их перипетиях отражалось развитие цельных и выдающихся индивидуальностей. Любовь Вертера к Лотте не могла бы оказывать такого воздействия на ум и чувство читателя, если бы Гете не удалась вложить в эту любовь глубокое человеческое содержание. Но для того, чтобы понять Вертера не только как тип бунтарски-настроенного интеллигента эпохи, предшествующей французской революции, но и для того, чтобы понять, что характер и жизненная среда Лотты были именно тем, что молодой Вертер, с его психологией и бунтарским настроением, должен был ждать от жизни, — для того, чтобы понять все это, нужно знать и энтузиазм Вертера по отношению к древней Греции, и его позицию по отношению к Клопштоку, Оссиану и т. д. Все это глубоко продумано, доведено, до конца, развито во всех своих последствиях, и, поэтому, является, таким законченным и определенным. Любовь Вертера и Лотты, это — не только явление чувственного порядка в жизни двух молодых людей, это — интеллектуальная драма, где любовь освещает своим, сиянием величественные и туманные черты грядущих общественных конфликтов.

Вот этой-то "интеллектуальности", если можно так выразиться, и не хватает нашим писателям в обрисовке явлений личной жизни. Поэтому изображаемые ими отношения сплошь и рядом остаются чисто-случайными, индивидуально-ограниченкыми и попросту неинтересными.

Нам кажется, что все это коренится именно в традициях позднейшей буржуазной литературы. Тот, кто критически воспринимает эти традиции, не может мириться и с ограниченностью дурного реализма, которую мы сами на себя наложили и которая противоречит всему развитию социалистической культуры.

Дело, конечно, не просто в поднятии идейного уровня нашей литературы. Об этом уже говорилось много и говорилось правильно. Мы хотели подчеркнуть здесь значение идейной, интеллектуальной стороны в самой форме художественного произведения, в мастерстве композиции, в общем развитии характера. Подлинная художественная культура требует более глубокого и живого, менее схематичного восприятия связи между обществом и личностью, а также между отдельными людьми. Только эта культура может помочь нашему писателю смело порвать узкие рамки посредственности, смело взяться за изображение тех исключительных, из ряда вон выходящих, передовых явлений общественной жизни, которые в таком изобилии создает наша действительность.

Чрезвычайна отрадно, что наши писатели и еще более — читатели чувствуют эту необходимость, чувствуют недостатки нашей литературы. Но для писателя одного лишь чувства мало. Эренбург, например, сознает, что созданные им положительные образы не соответствуют вполне величию происходящего социалистического строительства. Что же делает писатель? — Уже в своем романе "День второй" он старается как бы заменить качество количеством, проводя перед умственным взором читателя множество значительных индивидуальностей с их своеобразной судьбой. Но и этот прием не может заменить главного в художественном произведении. Ибо если 10 или 12 человек, действующих в романе и освещенных приблизительно одинаковым светом, по необходимости только намечены автором, то из сложения 12-ти абстракций не может получиться конкретно-развивающегося целого. Впрочем, нужно заметить, что как раз у Эренбурга "интеллектуальный" момент в обрисовке характера героев играет большую роль. К сожалению, истинный драматизм развивающейся мысли заменяется у него часто простой кинематографической последовательностью кадров.