Интеллектуальный облик литературного героя - [15]
Задачи, стоящие перед советскими писателями, чрезвычайно велики и несомненно, что в главной своей части это задачи для художественной литературы новые. Чтобы разрешить эти проблемы наши писатели уже многое сделали. Но разрешила-ли наша литература или, по крайней мере, подошла-ли она уже вплотную к разрешению своей центральной задачи-задачи изображения нового человека? Послушаем, что говорят об этом лучшие друзья советской страны, среди наиболее выдающихся писателей Запада. В своей речи на съезде писателей Мальро сделал несколько критических замечаний по адресу нашей литературы. По мнению знаменитого французского писателя, она верно передает внешние факты социалистического строительства, но оставляет в стороне этику и психологию нового человека. Мальро говорит: "Фотография великой эпохи-это еще не великая литература… Мир ждет от вас образа не только действительности, но и того, что ее превосходит…". Андре Жид в своей речи на конгрессе защиты культуры "критикует уровень нашей литературы с точки зрения, очень напоминающей взгляды Мальро: "Литература-не зеркало или, во всяком случае, не только зеркало. Доныне современная литература СССР более или менее довольствовалась этой ролью… Она не должна на этом останавливаться… Я видел в новой советской литературе много превосходных произведений, но еще дает произведений, в которых был бы воплощен новый человек, тот, над кем эта литература работает и лицо которого мы жаждем увидать. Советская литература еще изображает борьбу, созревание, роды".
Мальро и Жид совершенно правы, когда отмечают тот факт, что при всех достижениях наша литература еще не дала полноценного изображения нового человека. Наша задача заключается в том, чтобы эту авторитетную и дружественную критику по-настоящему учесть в своей работе.
Что мешает нашей литературе дать подлинно-художественное изображение нового человека? — В первую очередь различные остатки буржуазного сознания в головах писателей. Наша, литература развивалась в окружении всемирного упадка буржуазной культуры я буржуазного искусства. Отрицательное влияние различных течений в литературе эпохи империализма можно заметить, у нас на определенных отрезках времени как в теории, так и в практике художественного творчества.
Возьмем несколько примеров из области ныне уже отошедших прошлое, хотя иногда дающих еще о себе знать, теорий. Такова, например, программа так называемой "агитки"-реакция на буржуазный сверхиндивидуализм, "искусство для искусства" т. п. Эта реакция находится, однако, лишь в кажущемся противоречии к буржуазной идеологии; она родилась на той же почве. Абстрактная "общественность", которая противопоставляется здесь буржуазному индивидуализму, стремление заменить разрыв между искусством и жизнью непосредственным практицизмом — все это столь же абстрактно и не выходит за пределы буржуазной ограниченности. Во всяком случае, можно было бы привести целый ряд примеров совершенно реакционного использования этик идей.
То же самое нужно сказать о вульгарно-социологических нелепостях, которые, с точки зрения теории познания, тесно примыкают к субъективизму и релятивизму новейшего, буржуазного мышления. Такова и теория, так называемого, "живого человека". Здесь также лишь Психологически-личное, узко-субъективное определяет различия между человеческими индивдуальностями и сохраняется в полной мере старое противопоставление личности и общества, столь характерное для буржуазной культуры.
Этим теориям соответствует, к сожалению, слишком многое в практике нашего искусства. Очень большая часть произведений советской литературы наполнена безжизненными схемами вместо людей. С другой стороны, в качестве мнимого преодоления этого схематизма на поверхность всплывает с живейшим вниманием описываемая частная "человеческая" жизнь. И так как эта частная жизнь берется в качестве какого-то оживляющего элемента в дополнение к отвлеченным картинам общественной борьбы, то изображение индивидуальности часто остается в пределах старого буржуазного горизонта.
Конечно, это не относится к лучшим представителям социалистического реализма. Но, в общем, наша художественная литература стоит ниже нашей действительности. Действительная жизнь носит гораздо более героический, сознательный, ясный, индивидуализированный, внутренне-богатый человечный характер, чем литература ваша даже в лучших своих произведениях.
Наши писатели — реалисты и тем не менее их произведения остаются много ниже действительности по своей значительности и по богатству содержания. Значит ли это, что такова ограниченность реалистического искусства вообще? Если советские писатели нe могут полностью овладеть величием изображаемой ими действительности, то причина этого явления лежит отнюдь не в природе реалистического искусства вообще, а в недостатках того реализма, которым пользуется наша литература. Выражаясь более точно, дело — в отрицательном наследии буржуазной культуры эпохи ее упадка, которое часто мешает нашим писателям стать подлинными реалистами.
Мы подробно останавливались на том, как произошел распад реализма большого стиля в XIX веке. Возникший на развалинах классической прозы, реализм нового типа не был простой литературной модой. Он явился результатом естественного приспособления литературы к уровню разлагающейся жизненной обстановки буржуазного общества. Буржуазные классы уже не способны в эту эпоху прямо смотреть в глаза объективной действительности. Поэтому- при каком угодно большом техническом мастерстве — характер peaлизма в искусстве и литературе должен был измениться в худшую сторону. Культура реализма, художественная культура в целом, должна была снизиться.
Антонио Грамши – видный итальянский политический деятель, писатель и мыслитель. Считается одним из основоположников неомарксизма, в то же время его называют своим предшественником «новые правые» в Европе. Одно из главных положений теории Грамши – учение о гегемонии, т. е. господстве определенного класса в государстве с помощью не столько принуждения, сколько идеологической обработки населения через СМИ, образовательные и культурные учреждения, церковь и т. д. Дьёрдь Лукач – венгерский философ и писатель, наряду с Грамши одна из ключевых фигур западного марксизма.
Перевод с немецкого и примечания И А. Болдырева. Перевод выполнен в 2004 г. по изданию: Lukas G. Der Existentialismus // Existentialismus oder Maixismus? Aufbau Verbag. Berlin, 1951. S. 33–57.
Перевод с немецкой рукописи Н. Волькенау.Литературный критик., 1936, № 8.
"Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены" #1(69), 2004 г., сс.91–97Перевод с немецкого: И.Болдырев, 2003 Перевод выполнен по изданию:G. Lukacs. Von der Verantwortung der Intellektuellen //Schiksalswende. Beitrage zu einer neuen deutschen Ideologie. Aufbau Verlag, Berlin, 1956. (ss. 238–245).
Государственное Издательство Художественная Литература Москва 1937.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
В книге рассматриваются жизненный путь и сочинения выдающегося английского материалиста XVII в. Томаса Гоббса.Автор знакомит с философской системой Гоббса и его социально-политическими взглядами, отмечает большой вклад мыслителя в критику религиозно-идеалистического мировоззрения.В приложении впервые на русском языке даются извлечения из произведения Гоббса «Бегемот».
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
Это автобиографические «Записки семидесятника», как их назвал сам автор, в которых он рассказывает о своей жизни, о том, как она привела его в ряды писателей-фантастов, как соединились в нем писатель и историк, как влияла на него эпоха, в которой довелось жить. К своему «несерьезному» фантастическому жанру он относился исключительно серьезно, понимая, что любое слово писателя прорастает в умах читателей, особенно если это читатели молодые или даже дети, так любящие фантастику.
Против фашистской демагогии и мракобесия. Соцэкгиз. 1936 г. С. 294–337.
Кир Булычев разбирает хронофантастику по примерам, приведенным в книге «Патруль времени».