Интегрировать свет - [149]

Зато вспышку ослепительной, пугающей синевы, пронзившую темноту под деревьями — вполне.

***

Я дегустировала уже третий пирог — с изюмом, корицей и, кажется, мёдом. Распиливая его на мелкие кусочки, отправляя в рот неторопливо, без спешки, уже не потому, что была голодна, а потому, что было вкусно. Даже позволила себе ещё немного сладкого цветочного вина — немного, потому что помнила свой предыдущий опыт употребления спиртного, и заснуть за столом не хотелось… но, судя по дремотной расслабленности, тёплой волной окатившей кончики пальцев, мне и этого хватило.

А ещё лениво думала о Машке.

Интересно, где она, как она… может, и правда возьмётся за ум? И в какой-то момент пойдёт на мировую? Хорошо бы. Иначе ведь придётся либо убивать убогую, либо калечить — учитывая, что ошейник исключается.

Конечно, наилучшим вариантом было бы сунуть Сусликову в прореху и отправить домой. На обратном пути она наверняка растеряет всё, что получила при попадании в Риджию, и нам проблем больше не доставит… да только, боюсь, и это исключено. Не похоже, чтобы Машка по кому-то скучала, и покидать сказочку, которую она искренне считает своей, ей тоже явно не хочется.

Но с таким Даром в таких руках…

В какой-то момент я боковым зрением увидела, как резко вскакивает Алья. Не сразу придав этому значение.

И лишь после того, как дроу, сорвавшись с места, побежал куда-то к дверям, а по залу начал расползаться странный ропот, догадалась посмотреть, что привлекло его внимание.

Увиденное заставило вилку выпасть у меня из руки.

— Я нашёл её в саду, — крикнул Эсфориэль, двигаясь навстречу Алье: растерянный, непонимающий. — Увидел странную вспышку, решил посмотреть, а там…

На руках у эльфа лежала Морти. С закрытыми глазами, с кожей, выцветшей до пепельной бледности. Руки безвольно свешены, бархат широкой юбки почти подметает пол, лицо узкой ленточкой прочерчивает кровавый след, от складки под носом по щеке.

Ропот уступил место мёртвой тишине, в которой Лу стремглав кинулся к невесте, пирующие один за другим стали вставать — а Эсфор, опустившись на колени посреди зала, передал бесчувственное тело принцессы её брату, рухнувшему рядом.

— Лод! — закричал Алья хрипло и отчаянно, сидя на полу, прижав сестру к себе; Лу замер сбоку от него, не решившись сделать пару последних шагов. — Где Лод?

Восхт очнулся раньше меня. Вскочил и, с неожиданным проворством метнувшись из-за стола, оказался рядом с Повелителем дроу: ещё прежде, чем соседи Альи по высокому столу поспешили к месту действия.

Где же Лод? Они ушли вместе, но где он? И кто сделал это с Морти? Вспышка… заклятие? Но не он же, он не мог, зачем ему?! Кто-то из светлых в саду? Машка? Но тела Лода Эсфор не нашёл, значит, его не прокляли, значит, он скрылся, убежал — но почему бросил Морти, почему не вернулся в…

Мысли путала странная, отупелая растерянность, подогретая вином, сытостью и былой умиротворённостью. Я ничего не знала, ничего не понимала: осознавала лишь, что Морти плохо, очень плохо, а Лода почему-то нет рядом, нет, когда он так нужен…

Когда Восхт сел рядом с Альей, я всё же нашла в себе силы подняться с места. На бегу смотрела, как колдун сканирует тело принцессы знакомым серебристым сиянием.

А когда добежала — Восхт изменился в лице.

И опустил руку.

— Что с ней? — отрывисто спросил Алья.

— Повелитель, это… это лёнгсам утхэрнин, — произнёс Восхт со странной беспомощностью. — Проклятие медленного истощения.

Навиния рядом со мной прижала ладонь к губам. Я не поняла, почему, но это явно был плохой знак. Перед глазами всплыл пергамент, освещённый робкой свечой — который я когда-то, безумно давно, читала в лаборатории Лода: в ту же ночь, когда впервые увидела колдовские цветы в его библиотеке, в ночь, когда увидела чёрные шёлковые ленты в его спальне…

«Лёнгсам утхэрнин» — это рандхейвский. А на жёлтом шершавом листе было написано «бёлвун хайегур риртнур», то же «проклятие медленного истощения», но на риджийском. И дальше шла рунная формула, многократно перечёркнутая, так и не завершённая — то ли усовершенствование уже существующей, то ли поиск нейтрализующей…

— Очень редкое, — голос Восхта дрогнул, — требует огромного количества сил… его почти не используют, в бою это нерациональная трата…

— Хватит болтать! — Алья почти рычал. — Лечи её! Быстро!

— Повелитель, оно… неизлечимо.

И тут я поняла причину ужаса Навинии.

А вот Алья, который просто продолжил смотреть на колдуна — кажется, нет.

…взамен неисцелимых ран у нас появились неисцелимые проклятия…

Гадкий, предательский холод пополз по рукам, от кистей — выше.

Нет. Нет, нет, нет! Когда я говорила, что до конца жизни буду… я не думала, что не хочу видеть Морти, не думала, что она должна исчезнуть, никогда не думала. Она должна жить, обязана…

— Лёнгсам утхэрнин — одно из десяти проклятий, которые нельзя нейтрализовать, — бессильно бубнил Восхт, точно его вызвали к доске на уроке: чтобы сказать хоть что-то, чтобы хоть как-то попытаться успокоить огонь, вспыхнувший в глазах Повелителя дроу. — Очень сложно сотворить, да. Но нейтрализовать невозможно.

Я видела, как побледнел Лу — той же пепельной бледностью, так, будто прокляли его самого. Как потемнели взгляды гвардейцев Альи, окруживших нас, как потемнели взгляды всех дроу в зале. Иные девушки уже плакали; ловя на себе взгляды мужчин, светлые невольно сбивались ближе друг к другу.