Интеграл похож на саксофон - [104]

О выезде по израильской визе Боровскому пришлось забыть, условный срок тут же перевели бы в настоящий. Ему надо было искать другие пути. Несмотря на блестящую и успешную карьеру и связи в театральном мире, Боровский чувствовал себя в родном Ленинграде все более неуютно. Началось с того, что однажды его вызвали в партийный комитет консерватории.

— Мы возлагаем на вас большие надежды, как на способного молодого специалиста, — сказал ему парторг. — Для того чтобы эти надежды оправдались, вам нужно принять важное решение.

— Какое? — ответил Боровский с невинным, как у недоросля, лицом.

— Вам необходимо вступить в Коммунистическую партию.

— Не могу! — ответил Боровский с незамутненным выражением.

Парторг слегка опешил. Приглашение вступить в партию представителям «интеллигентных» профессий делали не часто, это было знаком особого доверия, намеком на безграничные возможности в карьере. Парторг мысленно перебирал в голове возможные причины для отказа — тайный скандал, связанный с моральным разложением, который мог бы опорочить всю парторганизацию, скрытые факты биографии…

— Почему? — тихо спросил парторг у Боровского, ожидая признания в каких-то страшных грехах.

— Стыдно! — браво, по-гусарски отчеканил Боровский и, лихо развернушись на каблуках, вышел наружу.

Партиец затаил злобу и при первой же возможности попытался взять реванш.

В 1978 году в журнале «Новый мир» была напечатана (во 2, 5 и 11-м номерах) трилогия Брежнева, книги-воспоминания «Малая Земля», «Возрождение» и «Целина». Книги вышли тиражом по 15 миллионов каждая, Брежнев в одночасье стал самым издаваемым писателем в СССР. Трилогию перевели на иностранные языки и разослали в 120 стран мира, включили в школьную программу по литературе.

Тогда Боровского и вызвали на парткомиссию.

— Вся страна изучает трилогию Генерального Секретаря КПСС, Леонида Ильича Брежнева, — сказали ему строго, — а вы даже не включили ее в свой учебный план!

— Видите ли, — учтиво ответил им Боровский, — я веду курс драматургии. Как только Леонид Ильич напишет пьесу, то я с удовольствием разберу ее со своими студентами!

Боровский «выступал», вел себя горделиво, вызывающе, давая понять серым чинушам разницу между небожителями искусства и земляными червями, каковыми он их считал.

Зимой, в снег и гололед, Боровский шел по Васильевскому острову. Чья-то сильная нога сделала ему подсечку сзади. Боровский рухнул на бок, и в это время четверо здоровенных молодцов начали избивать его сапогами. Били долго, сильно и умело. «Скорая помощь» доставила его в больницу, где Боровский провалялся целый месяц. От нервного шока у него развилось заикание, особенно проявлявшееся при волнении.

В Ленинграде на улице Толмачева (ныне Караванная) в доме номер 5 жил Эдик Мазур. Он был художником-оформителем, но главное — страстным любителем джаза. Я познакомился с ним еще в середине 1960-х, как только попал к Вайнштейну. Во мне еще не выветрились морские штурманские привычки, я просыпался рано, организм мой привык готовиться к вахте в 8 утра. Помню, я как-то зашел к Эдику около 12 дня, он только вставал с постели после вчерашних приключений.

Общение с живым джазистом повергало Эдика в полнейший восторг, он тут же доставал какую-нибудь пластинку из своей коллекции, ставил ее на вертушку и впадал в нирвану, иногда спрашивая — что там да как. Любимый его диск «Kind of Blue» звучал чаще всего.

Второй его неподдельной страстью были женщины. Эдик был человеком обаятельным, улыбчивым и смелым. Он запросто мог подойти к совершенно незнакомой молодой гражданке, которая ему приглянулась, и сказать ей с лучистым взглядом: «Не желаете ли попрелюбодействовать?» Эдик уверял, что отказывали далеко не все, меньше половины.

Для покупки пластинок и кое-какой фирменной одежды нужна была валюта. Эдик, как тогда говорили, крутился, водился с коллекционерами икон, редких книг, фарцовщиками, иностранцами. Летом 1975 года, когда в Израиль поехали не сотнями, а тысячами, рынок антиквариата, икон и подпольного обмена валюты заметно оживился. Это как у Некрасова: «как ни дорого бедному жить, умереть ему втрое дороже…»

Даже человек среднего достатка, собираясь покинуть страну, вкоторой прожил всю свою жизнь, после продажи всего нажитогоскарба, мебели, посуды, картин, аппаратуры, да мало ли чего, оказывался обладателем некоей суммы в рублях. Рубль был валютой неконвертируемой, вывозу не подлежал. Отъезжающим государство меняло по 90 долларов на человека. Что делать с остальными деньгами?

Богатые евреи готовы были платить за подпольные доллары хорошие цены. На Эдика вышел некий зажиточный господин из Москвы. Он хотел приобрести 200 долларов, не желал рисковать в столице и готов был приехать ночным поездом в Ленинград всего на несколько часов. В 9.35 утра Эдик вместе в приятелем по кличке Джеймс Бонд встречал покупателя на перроне Московского вокзала. Покупатель предложил пройти в тихое место, достал деньги. Эдик вынул припасенные доллары. Тут вдруг, откуда ни возьмись, на них налетели лица в гражданском, закрутили руки, отвели в участок, в присутствии понятых составили протокол.