Инсургент - [15]

Она говорит медленно.

— Это решение было не мое. Если бы было мое, возможно, у нас с вами был бы совсем другой разговор.

— Так вы говорите, что не согласны с ними?

— Я говорю, — отвечает она. — Что не имею права не соглашаться с моей фракцией публично, но в глубине души я против.

— Мы с Трис уйдем в течение двух дней, — говорит Тобиас. — Надеюсь, ваша фракция не изменит своего решения организовать здесь убежище.

— Наши решения непросто отменить. Что с Питером?

— Разбирайтесь с ним сами, — говорит он. — Потому что с нами он не пойдет.

Тобиас берет меня за руку, и мне приятно чувствовать прикосновение его кожи к своей, хотя она не такая уж мягкая и нежная. Я смущенно улыбаюсь Джоанне, но выражение ее лица остается неизменным.

— Четвертый, — говорит она. — Если ты и твои друзья не хотите… употреблять сыворотку, советую не есть хлеб.

Тобиас благодарит ее через плечо. Когда мы выходим из холла, я иду, подпрыгивая.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Перевод: Ника Аккалаева, Екатерина Маренич, Андрей Кочешков, Валентина Суглобова, Воробьева Галина, Мартин Анна, Вероника Романова, Даша Ильенко, Амина Строева, Вика Фролова

Редактура: Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль, Denny Jaeger (Александра)

Действие сыворотки начало заканчиваться через пять часов, как только начался закат. Тобиас запер меня в комнате на весь день, проверяя меня каждый час. Когда он заходит на этот раз, я сижу на кровати, глядя в стену.

— Слава Богу, — говорит он, прижавшись лбом к двери. — Я уже начал бояться, что ее действие никогда не закончится, и мне придется оставить тебя здесь… нюхать цветы или чем ты там еще хотела заниматься, пока была под этой сывороткой.

— Я убью их, — говорю я. — Убью их.

— Не беспокойся. Мы в любом случае скоро уезжаем, — говорит он, закрывая за собой дверь. Он достает жесткий диск из заднего кармана. — Я подумал, что мы можем спрятать его за шкафом.

— Там он и был до этого.

— Ага, и именно поэтому Питер больше не станет там искать. — Тобиас отодвигает комод одной рукой и другой убирает жесткий диск за него.

— Почему я не могла бороться с действием сыворотки Дружелюбия? — спрашиваю я. — Если уж мой мозг такой странный, что может бороться с сывороткой для моделирования, почему на него действует эта?

— Я не знаю, правда, — говорит он и садится рядом со мной на кровать, толкая матрас. — Может, чтобы бороться с сывороткой, нужно хотеть этого?

— Ну, конечно же я хотела, — говорю я разочарованно, но не уверенно. Я ведь хотела? Или мне нравилось отсутствие гнева и боли на протяжении нескольких часов?

— Иногда люди просто хотят быть счастливыми, — говорит он, скользя рукой по моему плечу. — Даже если это нереально.

Он прав. Даже сейчас, этот покой между нами строится на том, что мы не говорим о некоторых вещах — об Уилле, о моих родителях, о том, как я чуть не пристрелила его, о Маркусе. Но я не отважусь рисковать этим покоем ради правды, потому что я слишком занята тем, чтобы поддерживать его.

— Возможно, ты прав, — говорю я тихо.

— Думаешь? — говорит он, открывая рот в притворном удивлении. — Похоже, сыворотка пошла тебе на пользу…

Я толкаю его так сильно, как только могу.

— Возьми свои слова назад! Забери назад сейчас же!

— Ну ладно, ладно! — он поднимает руки. — Просто, я ведь тоже не такой милый, ты знаешь. Вот поэтому ты мне так нравишься…

— Вон! — кричу я, указывая на дверь.

Посмеиваясь себе под нос, Тобиас целует меня в щеку и выходит из комнаты.

Сегодня вечером я слишком смущена произошедшим, чтобы пойти ужинать, поэтому провожу время среди веток яблони в дальнем конце сада, собирая спелые плоды. Я лезу как можно выше, мои мышцы горят. Я поняла, что безделье оставляет много места для горя, поэтому ищу себе занятие.

Стоя на ветке, я вытираю лоб краем рубашки, когда слышу звук. Сперва звук очень слабый, и его сопровождает жужжание цикад. Я замираю на секунду, чтобы послушать, а потом осознаю, что это машины.

Дружелюбным принадлежит около десятка грузовиков, которые они используют для перевозки грузов, но они делают это только по выходным. Заднюю часть моей шеи покалывает. Если это не Дружелюбные, это могут быть Эрудиты. Но я должна быть уверена.

Я хватаю верхние ветви обеими руками, но подтянуться могу только на левой руке. Я удивлена, что все еще в состоянии сделать это. Стою, согнувшись; ветви и листья запутались в моих волосах. Несколько яблок падают на землю, когда я перемещаю вес. Яблоня не такая уж высокая, поэтому я не могу видеть достаточно далеко.

Использую соседние ветки, как ступени, держась руками, продвигаюсь по древесному лабиринту. Я вспоминаю, как карабкалась на колесо обозрения: мускулы дрожат, руки пульсируют. Хоть я сейчас и ранена, но стала сильнее, поэтому теперь мне легче, чем тогда.

Ветки становятся все тоньше и слабее. Я облизываю губы и смотрю на следующую. Нужно подняться как можно выше, но ветка, к которой я присматриваюсь, выглядит короткой и непрочной. Ставлю ногу, проверяя ее. Она гнется, но держит. Начинаю подтягиваться, чтобы поставить вторую ногу, и ветка ломается.

Я задыхаюсь, когда падаю назад и цепляюсь за ствол дерева в последнюю секунду. Должно быть, я достаточно высоко. Встаю на цыпочки и, щурясь, всматриваюсь в ту сторону, откуда идет звук.