Институтки. Тайны жизни воспитанниц - [86]

Если даже жена виновата, если действительно она преступила святость брака, то между ее единичным увлечением кем-нибудь и заурядными, ни к чему не обязывающими изменами ее мужа лежит целая пропасть. Он изменяет браку просто под веселую руку и считает это делом пустым и естественным, если его друзья и товарищи знают о его изменах, то станут только или завидовать ему, или, во всяком случае, отнесутся к этому одобрительно, ему не стыдно ни свидетелей его кутежей, ни тех женщин, с которыми сегодня он близок, а завтра встретит их уже совершенно в другой компании.

Женщина же изменяет мужу единично, по безумному увлечению, после долгих колебаний, страдает от страха, что тайна ее разоблачится, она переживает острый стыд за свою измену, у нее нет заступников ни в семье, ни среди лицемерного света, ей грезятся ужасы, – ярость мужа, дуэль, убийство… И вот, сама ли она выдала себя, случай ли, но тайна ее открыта; оскорбленный муж, как почти всегда это бывает, отнесся с бессильным презрением к сопернику и всею тяжестью гнева и ненависти обрушился на жену. Он прогнал ее из дома, или сама она бежала к родителям. Хорошо еще, если при этом ей не пришлось разочароваться в любимом человеке, если он не бросил ее тоже при разыгравшемся скандале… И вот, – полная отчаяния и страха, она соглашается на все; развод кажется ей благом, она мечтает только о свободе, об освобождении из зависимости от оскорбленного мужа.

Но тут-то и начинается бракоразводная драма: надо доказать ее вину. Для этого идет очная ставка с прислугой, злорадно клевещущей на нее; затем с какими-то пропойцами-лжесвидетелями, которые шаблонно и нагло рассказывают постыдные, подлые подробности о якобы виденном ими факте.

Она с мужем появляется перед священником, который, по обязанности, зная, что никакого примирения между супругами состояться не может, холодно и вяло говорит им шаблонные фразы о христианском сожительстве, о святости брака и т. д. И спросы, допросы, очные ставки, тяжелые встречи с мужем продолжаются долго и как черные пятна плесени пачкают ее душу и мысли, и, наконец – измученная, униженная она появляется в синоде перед ареопагом судей из черного духовенства, – черного, т. е. людей заведомо отрекшихся от всякого искушения плоти, от всех радостей семьи, от всех сатанинских прелестей в образе женщины. Эти судьи, давшие обет отвращать свои мысли от всякого соблазна, теперь будут выслушивать не только исповедь падения по любви, но и подлое, гнусное подробное свидетельское описание фактов. Они будут глядеть на эту женщину, воплощающую для них блуд и грехопадение, и будут задавать ей такие вопросы, отвечать на которые может только женщина, потерявшая всякий стыд.

Суд кончен, приговор произнесен, женщина разлучена не только с мужем, но и с любимым человеком, с тем, ради кого она все это перестрадала и вынесла, он никогда не может стать ее легальным защитником; брак между ними отныне невозможен, суд не сказал ей словами Господа: «Иди и не греши больше», нет, он сказал ей: «Теперь ты уже никогда не выйдешь на честную дорогу семейной жизни, иди и продолжай теперь уже открыто свою тайно начатую связь. Если у тебя будут дети, они будут незаконные, если же тебя, брошенную мужем, бросит твой сообщник, никому до этого нет дела, его мы не судим, он как и всякий мужчина в стороне, виновата одна женщина, ее мы и судим и казним». Мало того, на нее всею тяжестью ляжет еще церковное покаяние: на семь лет она считается отлученной от церкви; а если она женщина религиозная, если вся надежда ее была теперь на сладость молитвы, на исповедь, причастие примиряющие ее с Богом?

На семь лет отлучена от церкви! Конечно, мы знаем, что приговор этот смягчается, что ее духовник может ходатайствовать за нее, но это во время произнесения приговора не знает ни одна разведенная. У нас редко у кого есть духовный отец в буквальном смысле этого слова, т. е. священник, в доброту, ум и кротость которого мы верим, перед которым на коленях готовы выплакать все горе и в молитвах его найти себе успокоение и прощение, и женщина, которой черные судьи вынесли такой приговор, замыкает в душе это последнее оскорбление – отлучение ее от церкви и перестает молиться, перестает верить и в правосудие людей, и в милосердие Божье.

И этого еще мало, на нее накладывают несмываемое тавро, в ее паспорте прописывают: бывшая жена такого-то осуждается на безбрачие за прелюбодеяние и т. д. Теперь не делают таких надписей, но я сама несколько лет тому назад держала в руках такой паспорт молодой, безукоризненно порядочной женщины; этот волчий паспорт она прописывала во всех участках при переезде на новую квартиру, этот паспорт читали все лакеи, когда, путешествуя, она останавливалась в гостинице.

Неужели такой закон не требует пересмотра, неужели женщины не возвысят своего голоса, не повлияют на своих мужей, братьев, отцов, в руках которых находится разрешение нового законопроекта по бракоразводным делам, чтобы подобные дела велись более чисто и более человечно?

Естественно, что дело о расторжении брака должно быть отдано в ведение гражданского судопроизводства, что сознания в собственной вине должно быть достаточно без свидетелей-очевидцев преступления, что обоюдное согласие на развод должно быть принято во внимание, и что разведенная, виноватая сторона в особенности нуждается в полной свободе сочетаться новым браком.