Институт - [3]

III

Надо было начинать отрабатывать авансы и привыкать к новой жизни. Нет, в каком-то смысле, она не так уж и отличалась от старой университетской, во всяком случае, в том ее виде, как она проистекала на старой кафедре. Лаборатория - она и в Африке лаборатория, а семинар - он и в Африке семинар, так что всё или почти всё, касающееся собственно науки, изменилось мало. Конечно, сколько-то времени ушло на переезд в новые здания и на всякую мелкую организацию, но зато и помещения были попросторнее и поновее, чем привычные Игорю, а уж про деньги, отпущенные на оборудование, на старом месте он даже и мечтать не мог. Что было другим, так это вся система взаимоотношений, постепенно образовавшаяся в новом здании Института. Строгость иерархии, с которой в более раскованной университетской атмосфере не то чтобы не считались - своего завкафедрой они тоже не на "ты" называли, но придавали куда меньшее значение, тут была, очень заметной, а оттого и непривычной.

И непривычность начиналась с самого верха, то есть с самого Директора. Кстати, сама его фигура была какой-то несколько мистической. Не в смысле житейском - тут он как раз был ясно виден во весь, так сказать, рост: в районе сорока, высок, спортивно подвижен, нервно нетерпелив, криклив по пустякам и, как правило, исключительно груб со всеми без исключения сотрудниками независимо от их возраста и пола. Кстати, любимой его угрозой по любому поводу было милое обещание: "Рылом хрен копать заставлю!" Нет, тут все понятно. Таких везде немало, и на них Игорь со товарищи насмотрелись по самое не хочу. Таинственность начиналась, как только дело касалось проблем научных. Начать с того, что никто толком не знал, чего он такого в своей научной жизни сделал, чтобы оказаться доктором наук, профессором и, главное, опорой и надёжей Генерального во всем, что касалось, так сказать, чистого знания. Конечно, какие-то его статьи в журналах найти можно было, но из них, как их ни комбинируй, никакого серьезного представления о его научных интересах и достижениях не возникало. Так - там словечко, тут словечко, и откуда в итоге образовалась песенка, да что там песенка, целая оратория, понять было невозможно. Вот что удалось установить наиболее любопытствующим, так это то, что его докторская была "закрытой". А поскольку хорошо было известно, что очень даже частой причиной "закрытости" диссертации являлось сочетание низкого качества работы вкупе с наличием у защищающегося мощной "руки", помогавшей работу "закрыть" под любым предлогом, чтобы свести к минимуму возможность посторонней критики от разных там сильно умных знатоков, которых просто-напросто не вносили в список допущенных на сам процесс зашиты, то сильные подозрения по поводу вполне бесславного научного прошлого Директора в Институте наличествовали. Но, как говорилось в те либеральные времена, подозрения к делу не подошьешь, так что Директор был принят просто как данность, данная Генеральным Институту в ощущение. А с данностью надо жить. И, желательно, в согласии.

Что оказалось непросто. Институтом Директор правил с решительностью осваивающего сельское хозяйство и вооруженного для этой цели маузером партийца двадцатипятитысячника, посланного руководством из привычного ему города на колхозное строительство и твердо уверенного, что будет именье, будет и уменье. Именье - да еще какое! - уже было дадено, так что уменье подразумевалось как бы само собой. Правда, в отличие от когдатошнего одураченного самым верным в мире учением двадцатипятитысячника, Директор ненужными иллюзиями не обладал. Наука как таковая - в смысле постижения каких-то там никому не нужных закономерностей и накопления столь же мало нужного знания - интересовала его в последнюю очередь, если вообще интересовала. Как нетрудно было понять, несколько раз послушав его хоть на ученом совете, хоть в беседе с глазу на глаз, перед собой, а, стало быть, и перед всеми, кто имел счастье ходить под ним, он ставил двуединую и вполне понятную задачу. Во-первых, оставаться на своем престижном и прилично оплачиваемом посту так долго, как только возможно, для чего надо непрерывно поддерживать Генерального, от которого всё это счастье и зависит, в состоянии постоянного довольства Институтом, равномерным потоком поставляя ему новые или хотя бы выглядящие таковыми идеи и результаты, а также регулярно включая его соавтором в патенты, изобретения, премии и, главное, в довольно еще экзотические по тем временам научные публикации в зарубежных журналах. Как простодушно, но, по-видимому, точно выразился как-то раз Директор:

- Генеральный любит видеть своё имя, набранное типографским способом. Особенно, если латинскими буквами!

Но Директор не был бы самим собой, если бы ограничивался только этим "во-первых", это была, так сказать, программа-минимум. И, поскольку он, несомненно, относился к тем людям, про которых когда-то было умными предками сказано, что дай им на прокорм казенного воробья, так они вскорости без своего гуся за стол не сядут, то существовало и "во-вторых", то есть, программа-максимум. Впрочем, она тоже затейливостью не отличалась - уровень поставок удовольствия Генеральному должен быть таков, чтобы, помимо постоянства позиции, мог бы обеспечить Директору и непрерывный подъем как личного, так и общественного статуса. Под личным понималось не только улучшение жилищных условий, получение персоналки с водителем и возможность проводить зимне-летние отпуска в санаториях для товарищей из руководства - всего этого Директор уже успел добиться за первый же год существования Института. Не менее, если не более важным представлялось Директору обеспечение себе возможности бывать в загранкомандировках и чем чаще, тем лучше, но уж раз пять-шесть в год точно. В нынешние беззаботные в смысле загранок времена даже трудно представить себе, чем были такие поездки еще каких-нибудь двадцать лет назад - престиж, сильно украшенный привозным барахлом быт, да еще и мощный финансовый приварок за счет продажи привозимой электроники типа телевизоров, видеомагнитофонов и редких тогда компьютеров, и продажей такой, надо сказать, не брезговал тогда никто из так называемых выездных - от спортсменов до министерских чиновников и от писателей до академиков. Под подъемом же общественного статуса Директор понимал планомерный рост уровня признания его достижений - так сказать, путь от премии по министерству до премии Совета Министров, а еще лучше до Государственной, и от, скажем, членкора отраслевой академии, до - в идеале - академика большой. Вот на решение этих задач Институт и работал.