Инстинкт победителя - [28]

Рассуждая так про себя, Михаил и не заметил, как дошел именно дотуда, где оно хранилось. Словно ноги сами понесли.

Постояв немного возле тех ящиков, где еще оставалась титановая проволока, он вдруг заметил, что стоят они немного не так, как он их поставил в прошлый раз. Открыл один из них и обнаружил, что внутри опять оказалась никуда не годная ржавая проволока. Сначала Родин подумал, что ошибся. Он точно помнил, где и как стояли ящики с ценным металлом. Открыл следующий. То же самое. Кровь ударила в виски, и он стал открывать ящики один за другим. От десяти тех, в которых находился титан, осталось всего семь! Значит, он был прав! Титан продолжают тащить, заменяя некондиционным, как сказала Надя, товаром. Но кто и как? Вынести за двое суток со склада девяносто килограммов металла через проходную не так просто. Под полой, как сказал Щербаков, не унесешь. Есть другой выход? Но по периметру вся база окружена высоким кирпичным забором с колючей проволокой. Существует еще выезд на железнодорожный путь, но там тоже охрана. А кроме того, надо еще и занести сюда дешевую замену.

Родин лихорадочно пытался сообразить, каким образом можно проворачивать подобные махинации. Есть еще вариант: перетаскивать титан на любой соседний склад, а оттуда нести ржавую проволоку. Но и это вряд ли пройдет гладко. Территория базы, как и склады, оснащена системой камер видеонаблюдений. Да и с другого склада как-то все равно надо потом выносить украденное. Или вывозить полулегально под маркой какого-то иного сырья? Поддельные накладные? Вероятно. Теперь становится похожим на правду и то, что старый охранник пропал не просто так, где-то заблудившись. Вполне допустимо, что в краже титана он играл определенную, если не главную роль. Старик знал о его наличии на складе, но одному было трудно осуществить задуманный план. Он мог взять в долю другое лицо. Затем они что-то не поделили. Или тот – другой – вообще не посчитал нужным делиться и убрал старика. «И что в этом случае делать мне? Заявить в соответствующие органы? Но где у меня доказательства? Одни вымыслы и домыслы. Там меня никто не станет слушать. Да и кто я такой? Определенно, надо сначала говорить с Андреевым. Уж он скорее разберется в ситуации, будучи хозяином, хоть и неважным».

Родин еще раз просмотрел ящики с «кровельным железом». Не все, только те, что стояли впереди. Тут все было чисто. До них еще не добрались. Его укладка осталась нетронутой, это он заметил сразу. «Логично, – подумал он, – начали с более ценного товара. То, что дешевле, оставили на потом».

Всю ночь он не сомкнул глаз. Его воображение будоражили картины убийства старого охранника, вспоминалось предупреждение Василича. Его рассуждения о том, что в наше время и за сотовый телефон могут грохнуть, не то что за пять с лишним миллионов. И все же он не мог остаться в стороне. Во что бы то ни стало он дождется появления Вячеслава Николаевича и доложит ему обстановку. Это Михаил считал своим непременным долгом. Любую работу надо выполнять идеально и честно. Без каких-либо компромиссов. И пусть он пострадал когда-то за свои идеи, но их никогда не предаст. Таков уж он был – Миша-футляр.

Ночь он провел за разгадыванием толстенного журнала со сканвордами, который, вероятно, принадлежал Щербакову. В первый из них были вписаны всего три слова: «Москва», «Пушкин» и «Хлеб». «М‑да, – усмехнулся он про себя, приступая к мозговым упражнениям, – университет парню не светит. Зато отгадал он самое главное для русского человека». К шести утра глаза Родина стали слипаться и он застрял на вопросе о размере стиха. «Окончание «метр», – усиленно вспоминал Михаил, клюя носом. – Начало на «Ге». Девять букв. Ге-метр. Ге-метр…» Но снова в голову полезли воспоминания о прошлом, которые всколыхнула несносная Надежда.

* * *

Покинув городской парк, Михаил дошел до первого магазина и купил бутылку водки. Только она, по его мнению, могла хоть немного поправить положение. Предстояло осмыслить то, что ему придется уехать из мест, где он прожил почти столько же, сколько прожил до этого в своем родном городе. Но то прошлое так далеко от него, что уже не кажется таким родным и близким, как раньше. Да и родительской квартиры уже не было. Там жили чужие люди. С прежними друзьями, а тем более с приятелями он давно потерял связь. Даже забыл многих. Опрокидывая рюмку за рюмкой и закусывая лишь кислым, пахнущим плесенью огурцом, Михаил все больше склонялся к мысли, что хочет вернуться домой, но не к Галине. К детям. В свою спальню. На свою кухню. Да и в сортир, в конце концов! Почему он должен сидеть вот тут один в чужой квартире? А Салову это надо? Нет, водка не помогала. Она, наоборот, расслабляла волю. Был бы хоть кто-нибудь рядом, стало бы легче. Михаил достал сотовый и попытался отыскать номер телефона все того же Салова. Но не смог. Перед глазами лишь плыли светлые строчки на темном фоне, наталкиваясь друг на друга. Он отбросил телефон на заляпанную всевозможными пятнами клеенку, встал, пошатнулся, опрокинул табурет, на котором сидел, ударив ногу, но боли не почувствовал. Гораздо больнее было от одиночества. Почти не соображая, что делает, Михаил буквально на автопилоте вышел в коридор, начал надевать ботинки, упал, выругался, встал. Еще попытка. Удалось. Вышел на лестницу, захлопнул за собой дверь, позабыв о ключе. Снова упал на площадке. Поднялся, держась за стену. Все происходило, как во сне. Таких ощущений у него еще никогда не было. Очнулся лишь тогда, когда увидел перед собой женщину в чем-то расплывчато-голубом. Ухмыльнулся и процитировал Сергея Есенина: