Инсбрукская волчица. Книга первая - [42]

Последние условие было ошибкой. Хотя, честно говоря, я и не надеялась, что Мила его выполнит. Поэтому была крайне удивлена, когда она появилась в классе на следующий день в чистом, хотя и в мятом переднике и с короткой аккуратной стрижкой, так напоминающей ту, которую теперь носила я.

– Смотрите, Гранчар сделала причёску, как у Шайбы! – закричала при виде её Хильда Майер.

– Да, – подхватили остальные девочки, – смотрите, они теперь похожи! Как сестрички! Эй, сестрички, как поживают ваши вши? Не всех состригли, оставили немного на развод?

Осознав свою ошибку, я скрипнула зубами и более внимательно присмотрелась к Миле. Да, несомненно, она сегодня очень старалась выглядеть аккуратней. Лицо было тщательно вымыто. Мне даже показалось, что Гранчар выглядит теперь менее смуглой. Сзади передник был завязан неумелым трогательным бантиком.

«Отец, наверное, завязал», – подумала я. И вдруг вся злость на Милу у меня прошла.

– Где будем заниматься, у тебя или у меня? – спросила я её, стараясь не слышать насмешек одноклассниц.

– Понимаешь… У меня не очень удобно, – пробормотала Мила.

Да, представляю. Если пьяница-инженер совсем не следит за дочерью, можно представить, что у него творится дома.

– Хорошо. Вечером приходи ко мне. Ты знаешь, где я живу?

– Да, – сообщила Мила, глядя в пол, – а нельзя ли сразу после уроков пойти к тебе?

Вот уж нет! Чтобы все видели, что мы идём вместе по улице ко мне домой, как будто мы действительно сёстры? Да ни за что!

Но в мои планы вмешалась классная дама. Для разнообразия она решила меня похвалить, объявив во всеуслышание, что с сегодняшнего дня мне поручено заниматься с Милой по всем предметам, и займёмся мы этим прямо после уроков.

Когда мы шли ко мне домой, я думала, что скажу домашним, объясняя появление Милы. Моя мама во время истории с вшами была крайне возмущена и даже хотела идти жаловаться попечителю учебного округа на то, что в приличное учебное заведение допускаются такие особы как Милица Гранчар. Разумеется, она была абсолютно не в курсе того, что на самом деле происходило в нашем классе. Я не рассказывала родителям ни о травле, ни об обидных прозвищах. По моему мнению, не допускать в «приличное учебное заведение» нужно не Милу, от которой могут только вши переползти, а особ вроде Хильды Майер. Её обезьянье кривляние может закончиться гораздо хуже.

Почему родители не замечали происходивших во мне перемен? Примерно в то же время, когда я пошла в гимназию, в их отношениях тоже что-то переменилось. Отец стал гораздо больше проводить времени на службе. Почти всегда он возвращался домой, когда я уже лежала в постели, собираясь спать. Он целовал меня на ночь с рассеянным видом, думая о чём-то своём. Мать иногда целыми днями не выходила из своей спальни, хотя раньше она всегда была очень занятым человеком. С рассветом она начинала порхать по дому, проводя уборку и раздавая указания кухарке, несколько раз в неделю посещала различные женские комитеты, устраивала праздники в пользу неимущих и вдов, организовывала подписки в пользу сирот. Сейчас это всё ушло. Мать как будто стала другим человеком.

Это сказалось и на качестве наших обедов. Прислуга без должного контроля совсем разболталась. Там подавали остывший паприкаш, пересоленные шницели и плохо заваренный кофе, но родители этого как будто не замечали. Я же была тогда слишком мала, чтобы давать указания кухарке.

В тот день, когда мы с Милой в первый раз пришли ко мне домой, нас никто не встретил. Мать, по своему новому обыкновению, проводила день в своей спальне.

– Родители поссорились? – спросила Мила.

Я задумалась. Раньше мои родители никогда надолго не ссорились, по крайней мере, при мне. Не считая тех быстрых горячих ссор, которые вспыхивали между ними иногда, как сухая солома, и так же быстро гасли, жизнь в нашей семье была в целом вполне благополучной.

– Ничего не поссорились! Не твоё дело! – грубо ответила я Миле.

Наш весьма скромный обед, который мы с Милой съели, находясь в столовой одни, произвел на мою гостью сильное впечатление. Она ела так жадно и быстро, словно её сроду не кормили. Мне было стыдно и неловко на неё смотреть, и я уставилась в тарелку.

– У вас всегда так много едят? – спросила она после обеда.

– Да, всегда. И это совсем не много. Сегодня ведь не праздник. Вот на мой день рождения, когда собираются все родственники, тогда действительно обед бывает большой.

В это время в столовую вышла моя мать, в халате, со спутанными волосами, с тёмными кругами под глазами. Я очень боялась, что она поинтересовавшись, кто моя гостья, устроит скандал, и мне придётся объясняться и оправдываться. Но мать только скользнула невнимательным взглядом по Миле и подошла к столу, с которого ещё не убрали остатки обеда.

– Вы поели, девочки? – спросила она.

– Да, спасибо, мама, было очень вкусно. Я буду теперь по поручению учителей заниматься с одноклассницей.

– Очень хорошо, – ответила моя мать, намазывая на хлеб масло, – боюсь я не могу уделять тебе сейчас много времени, а так тебе будет повеселее. Пригласи подружку пожить у нас.

Пожить?! Внутри меня как будто поднялся вихрь. Пригласить пожить ту, которая заразила меня вшами, ту, из-за которой пришлось остричь мои прекрасные волосы, ту, из-за кого, мне нет жизни в классе! Никогда!