"Иной судьбы я не желал..." - [8]

Романы наполнены красками жизни милого сердцу края, оз­вучены голосами его земляков. Мележ находит для описания всего этого точные, с местным колоритом слова, перевести ко­торые в зримые образы - задача чрезвычайно сложная, до конца не выполнимая. Успех или неуспех в ее решении зависит от степени приближения к первоисточнику. Но прежде чем пе­рейти к выяснению, что и в каких образах из литературной эпопеи предстает на экране, напомню еще о некоторых ракур­сах, в которых виделась "Полесская хроника" постановщику фильмов. "Мне казалось, - говорил Туров, - что главным у Мележа является та любовь, то внимание и та мука, с которы­ми он переживает судьбы своего народа, а также защита в лю­дях человеческого достоинства и гордости, про которые он и ведет разговор. Именно это я и пытался сохранить в фильме, на этом строил свою концепцию экранизации".

В. Туров признавался, что ему не нужно было "перетрактовы- вать романы", так как его мысли и чувства "счастливо совпадали с мележевскими". Однако уже после первого фильма серии - "Люди на болоте" В. Туров признался, что пиетет перед романом кое-где обернулся против самой же экранизации, ибо приходи­лось обрывать эпизоды, некоторые линии, чтобы уложиться в метраж четырехсерийного фильма. Кроме того, "Полесская хро­ника" оказалась очень сложной, даже "неподатливой" для экра­низации. Ее романы "текут как реки - то разбиваясь на десятки ручейков, то собираясь в одну мощную струю, то замирая тихими заводями или подводными течениями".

Конечно, не все рифы обошли экранизаторы, за некоторые "зацепились", но, по главному руслу и впадающим в него "ру­чейкам-линиям" прошли, говоря образно, не уронив вёсел.

В фильмах Турова, как и в романах Мележа, живущие среди болот люди достойны самого глубокого уважения, они трудо­любивы, честны, открыты добру, стремлению вырваться из бедности и темноты; они не утратили человеческие ценности.

Вслед за Мележем кинематографисты рисовали не экзотику Полесья, а жизнь во всей ее полноте - со страстям, бедами и го­рестями, любовью и страданиями. Когда цикл был завершен и показан зрителям, создатели его вместе с одобрением услышали упрек, что они идеализировали жизнь людей на болоте, приглу­шили социальные противоречия. Туров пытался защитить свою позицию - видеть героев Мележа не в лаптях и рваных кожухах, а в изменяющейся реальности, с проекцией на время, с учетом произошедших на Полесье преобразований.

Съемочная группа отыскала в Березинском заповеднике, где снимались основные сцены фильма, перелески, ручейки, затони и другие приметы описанного Мележем полесского края. Артистов разных театров, собранных режиссером в творческую группу, объединяло желание постичь народную суть характеров своих персонажей и показать героев в их подлинности. Я слышала напутствие Турова перед съемкой одной из сцен, в которой было занято много действующих лиц. "Никто из вас не должен ничего играть, - говорил ре­жиссер. - Мележевские герои "натуральны", естественны во всем. Ищите эту простоту, тогда вас зрители признают за полешуков, и не из легенд и сказаний, а из самой жизни. Таки­ми увидел их писатель, так и мы представим их на экране..." На съемках актеры, знавшие и не знавшие белорусский язык, с удовольствием произносили колоритные полешуцкие слова. Туров поощрял такую "белорусизацию" москвичей и ленин­градцев, а артистов наших театров даже сдерживал от пере­бора "колорита".

В произведениях романного плана (литературное оно или кинематографическое) эпоха предстает в широком охвате, разноплановом отображении. Время своими конфликтами и ка­таклизмами вмешивается в личную жизнь персонажей, часто определяя ее ход вопреки логике развития характеров. Одно­временно конфликты реальности способствуют и проявлению этих характеров. Переплетение общего и личного, неразрыв­ная их связь - отличительная особенность эпического творче­ства Ивана Павловича Мележа.

Литература, по его убеждению, "пишет историю человеческого духа, историю человеческой жизни"... Судя по всему, этой же точ­ки зрения придерживался и Виктор Туров. Его главной заботой было выкристаллизовать судьбы главных и неглавных персона­жей, а через них показать народ во времени. "Полесская хрони­ка", как свидетельствует И. Мележ, родилась не в случайных ко­мандировках, а в сердце. Это же можно сказать и о работе В. Ту­рова. "Суровые природные условия, - писал И. Мележ, - выкова­ли людей с замечательными характерами: трудолюбивых, терпе­ливых, с особым пониманием мира и человеческим достоинст­вом. Эти отрезанные от городов болотами люди имели свою куль­туру, среди них были талантливые мастера своего крестьянского дела, своеобразные философы".

В обилии персонифицированных и обозначенных отдельными чертами линий экранных дилогий центральное место занимают судьбы Ганны Чернушки и Василя Дятла. Еще подбирая исполни­телей ролей, Туров знал, что если ему удастся провести эти ли­нии в приближении к роману и "осенить", как он говорил, чем-то своим, картины состоятся как художественное явление.

Мележ более всех своих героев любил Ганну, отдал ей луч­шие краски своей писательской палитры. Прекрасной, гордой, способной на сильные чувства, красивой физически и духовно видел ее и кинорежиссер. Исполнительницу этой роли он ото­брал из множества претенденток. Лена Борзова, горожанка по рождению, только что перед тем окончила театральное учили­ще имени Щукина, работала в театре на окраине Москвы, в кино играла лишь эпизоды. На пробы приехала с желанием убедить режиссера, что это именно ее роль и судьба. Юру Казючица, артиста того же театра, предложил Турову вызвать на пробу хорошо знавший его Борис Невзоров, которого режис­сер уже выбрал на роль Евхима. Во время проб Юра Казючиц был несколько скован в образе Василя, но уж очень походил на него внешне - белобрысый, с голубыми глазами - "вылитый полешук". Туров сказал, что верит в этого актера, поможет ему "разыграться", войти в образ мележевского героя.