Иной мир: Маришка - [47]

В сложившейся ситуации можно надеяться только на себя. Поймав меня, глумливый, наверняка заметёт все следы и постарается не высовываться. Так что надеяться, что сюда заявится Ден во главе нашего спецназа, верх оптимизма. Прошёл уже почти месяц с моего исчезновения, и если спасателей ещё нет, то, скорее всего, их и не будет. Значит, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Надо придумать, как отсюда сбежать. Если это удалось Мелисе, удастся и мне. У любой тюрьмы есть слабые места, надо их только найти.

Что ещё мне известно, что может помочь? Психологический портрет глумливого прост и понятен, а зная о его предыдущих жертвах, можно предсказать его действия. Теперь я знаю, почему у некоторых жертв были ампутированы руки и ноги. И не после смерти, а задолго до неё. Культи уже успели зарасти и, по всем признакам было видно, что человек уже адаптировался к отсутствию конечностей. Лучшее средство борьбы со строптивыми, это лишить их возможности создавать проблемы. Конечно, подобные заключенные требуют содержания дополнительного персонала для их обслуживания, но, судя по всему, глумливому так проще. Значит, силовые методы надо оставить под самый конец, когда я буду пробиваться к свободе, а пока побыть пай-девочкой. Что ещё может мне помочь? Я взвешивала разные варианты и ходы, словно мысленно разыгрывала шахматную партию. Пока что глумливый меня обыгрывал.

Через неделю меня снова повезли к дракону. И хотя я постаралась отрешиться от реальности, заглушить боль это не смогло. Я билась в истерике, кричала и плакала, но медики снова сделали своё дело и снова увезли меня в палату. Снова я не могла ни ходить, ни двигаться. Одно меня слегка порадовало, на этот раз меня там зашивали меньше. Видимо, привыкаю. Надежда, что мне снова дадут отдохнуть неделю, развеялась на третий день. Глумливому нужен был результат, а результат никак не получался. Даже не знаю, радоваться этому или печалиться. Потом перерыв сократился до двух дней, а затем его вообще не стало. Меня каждый день возили на эту пытку и, хотя боль снизилась до терпимой, я продолжала орать как в первый раз. Через неделю я представляла собой безвольное тело, апатично смотрящее в потолок и пускающее слюни. Только не подумайте, что я в это превратилась. Идея пришла сама собой. Раз я не могу двигаться, то пусть думают, что я даже не хочу этого делать. Подмечая все детали и, даже не зная, что из этого мне пригодится, я с каждым днём творила свой образ потерявшей интерес к жизни жертвы. Вскоре даже глумливому надоело наблюдать за мной, и он перестал приходить на наши сеансы соития.

Прошло ещё две недели такой жизни. Каждый день у меня брали кровь на анализ. Я научилась не реагировать даже на это, хотя запах крови дразнил и возбуждал меня. Мой зверь был голоден, как никогда. Мне не давали ни крови, ни сырого мяса, держа на сбалансированном питании для людей. Я долго пыталась понять почему, но ничего, кроме догадки, что это как-то должно облегчить зачатие, не придумала. Постепенно и охранники, и медики стали относиться ко мне как куску мяса.

Я лежала в медкабинете. Двое медиков не спеша, как обычно, проводили моё обследование. Мой ничего не выражающий взгляд был устремлён в потолок, чуть левее правого угла смотрового окна, возле которого стоял глумливый и один из медиков. Они разговаривали, а я читала по их губам. Это было трудно, так как я не могла смотреть прямо на них, а боковое зрение иногда подводит.

— Как думаешь, она действительно сломалась? — спросил глумливый.

— Похоже, что да, — ответил врач. — Но если хочешь, я проверю.

— Проверь.

Глумливый достал сигарету и закурил:

— И влей ей литр его крови.

Медик поправил очки:

— Неужели ты думаешь, что кровь играет решающую роль?

Глумливый затянулся и выдохнул:

— У всех остальных было отторжение плода на ранней стадии, такое бывает из-за несовместимости резуса крови.

— Хочешь сделать ход конём, заставить её саму к ней адаптироваться? Другие образцы умирали, стоило нам влить даже пару кубиков.

— Она живучее, — уверено сказал глумливый и, подумав, добавил. — …Я надеюсь.

Медик ушёл выполнять полученное указание. Вскоре он появился рядом. Предупреждена, значит вооружена. Имея докторскую степень по психологии, я знала, на что должна реагировать и как. Сыграть человека, потерявшего волю и интерес к жизни, для меня не сложно. Мой маленький актёр играл и не такие роли. Доктор остался доволен. А потом мне влили драконью кровь, и мне сразу стало плохо. Я-то думала, что уже испытала все возможные муки, но эта оказалась просто невыносимой. Болело всё. Стонала каждая клеточка моего тела. Казалось, я вся горю. Потом начались судороги и… я умерла… вернее, я попыталась умереть, но медики вернули меня к жизни.

Следующая неделя в реанимации была для меня как курорт. Я медленно приходила в себя и не знала, радоваться, что я вновь вернулась к жизни, или огорчаться. Потому что, как только меня отключили от аппаратуры интенсивной терапии, меня вновь повезли на истязание. Снова боль. Снова полное бессилие, и апатия уже по-настоящему начинает охватывать меня. Я словно падаю в бездонный колодец и мне уже становиться всё равно, что ждёт меня внизу. Неужели я достигла своего предела и шагнула за черту? Неужели сдалась? Нет! Не сейчас, не так легко и просто. Голодный зверь тихо зарычал и, отодвинув в сторону измождённого человека, вышел наружу. Он не нападал. Рано. Ему нужны силы. Надо собраться для решающего боя, а пока лечь, сделав вид, что никого здесь нет. За пустующим взглядом, где то в самой глубине глаз поблёскивали две искорки. Их не видно. Даже если знать, куда смотреть, подумается, что это просто игра света, но это не так. На самом деле — это затаившийся зверь. Он следит, он ждёт момента и набирает сил перед прыжком.