Иннокентий III и альбигойский крестовый поход - [32]

В одеянии кающегося, обнаженным до пояса, его провели перед имеющим три двери фасадом церкви Сен-Жиля, этого шедевра романской архитектуры, воздвигнутой благодаря щедротам его предка Альфонса-Иордана. На верху внушительной лестницы в двенадцать ступеней, ведущей в церковь, на статуе апостола и по сей день можно увидеть слова, словно бы внушенные политикой Иннокентия III до убийства его легата: «Не убивать никого, но обращать»[49]. Там, между двух огромных львов, стерегущих главный вход, хранились реликвии Христа и святых. Раймунд, возложив руку на ковчеги, поклялся повиноваться Папе и его легатам. Тогда Милон перекинул ему через шею свою епитрахиль, дал ему отпущение, а потом, таща его за епитрахиль и стегая по спине пучком розог, ввел в церковь. Ее заполняла столь плотная толпа, что графу было невозможно выйти там же, где он вошел. Пришлось провести его через склеп, перед гробницей Петра де Кастельно. «Справедливая кара за его преступление!» — не преминул воскликнуть монах из Сернея.

Церкви мало было унизить своего врага. Нам известны в подробностях требования торжествующего Папы и условия, навязанные кающемуся как до, так и после отпущения. Раймунд VI обещал избегать всяких излишеств, столь привычных для баронов. Он обязывался принести публичное покаяние всем епископам и аббатам, с которыми вступал в конфликт, и лишался прав на все епископства и религиозные учреждения своего фьефа. Из него вытянули и немало других обещаний. Он прогонит своих рутьеров и не будет более прибегать к их услугам. Он больше не доверит административных должностей евреям. Он прекратит защищать еретиков и выдаст их вместе с имуществом и пособниками крестоносцам, которые вторгнутся в его домен. Еретиками он будет считать всех, кого в качестве таковых изобличит духовенство. Разбор всех жалоб, которые поступят на него, он предоставит на усмотрение легатов. Он будет соблюдать сам и заставит соблюдать своих вассалов все условия мира или перемирия, продиктованные легатами.

Никогда еще феодальный суверен не поступался своими правами до такой степени. Раймунд VI позволял посланцам Рима заменить его власть своей властью; фактически они становились абсолютными властителями Лангедока и Прованса, почти в той же мере светскими, как и духовными. Все вассалы графа должны были принять те же условия, передать замки легатам и предать себя в руки Церкви. Раймунд согласился на все, принял все, вплоть до последнего унижения. 22 июня 1209 г. он вызвался принять крест, получил его из рук Милона и произнес следующую присягу: «Клянусь на Святых Евангелиях, что, когда крестоносные князья придут на мою землю, я буду им повиноваться так, чтобы полностью обеспечить их безопасность и выполнять все, что они прикажут мне делать в их собственных интересах и на благо армии». То есть он обязывался помогать предприятию, направленному по сути против него, способствовать тому, чтобы грабили и резали его собственных подданных.

«Комедия, — пишет монах из Сернея, — новое вероломство! Этот человек принял крест лишь затем, чтобы обеспечить неприкосновенность себе и своему добру и скрыть свои зловещие планы». Истина состоит в том, что, соглашаясь последовать за армией и присоединиться к походу извне, Раймунд нашел единственную практическую возможность контролировать своих врагов и, может быть, чинить им препятствия. Верил Иннокентий III в искренность графа или нет, но 26 июля он отправил ему из Витербо поздравительное письмо: «Ты полностью подчинился нашей воле; ты сделал все, что потребовал магистр Милон, наш легат, и тем самым ты, прежде возмущавший многих, ныне стал образцом. В отношении тебя рука Господня чудесно потрудилась. Ради своего духовного исцеления и даже ради своих мирских интересов продолжай угождать нам. Мы желаем тебе лишь блага и чести, и можешь быть уверен: мы не допустим, чтобы с тобой поступали дурно, когда ты этого не заслуживаешь». Действительно, придет время, когда Иннокентий сыграет неожиданную роль — покровителя графа Тулузского, которого будет защищать один против всех.

Когда Раймунд VI получил от Папы эту похвальную грамоту, гроза, которая так долго собиралась над Югом, разразилась: крестоносцы вторглись в Лангедок, и полилась кровь.

* * *

В конце июня 1209 г. легат Милон присоединился в Лионе к своему коллеге Арнольду-Амальрику и огромной армии, тронувшейся в путь. Развернув знамена, архиепископы Реймский, Санский и Руанский, епископы Отенский, Клермонский, Неверский, Байе, Лизье и Шартрский, герцог Бургундский, графы Неверский и де Сен-Поль двинулись к югу долиной Роны. В Балансе в число вождей встал и сам граф Тулузский. Вскоре все через Монпелье вступили в Приморский Лангедок.

«Граф Раймунд их вел, — говорится в “Песне”, — и весьма усердно им служил. Он всегда шел впереди и вынудил жителей земли своего племянника [Раймунда-Рожера], с которым находился в состоянии войны, дать им приют». Действительно, расправу предполагалось начать с городов виконтства Безье и Каркассона — этих пристанищ нечестивцев.

В поведении виконта Раймунда-Рожера с самого начала никакого героизма не было. Он поспешил в Монпелье, выразил легатам уверения в своем личном правоверии и свалил всю ответственность за свои дружественные акты по отношению к ереси на подчиненных. Но его отказались слушать. По замыслу вождей похода, здесь надо было дать острастку, чтобы весь Юг ужаснулся. В подкрепление крестоносцам, вставшим лагерем на берегу Орба, подошли еще два отряда захватчиков из Ажене и Оверни. Жители города Безье, стоящего на высоком мысу, под охраной стен и укрепленных церквей чувствовали себя в безопасности. Но он был взят пехотой с первого приступа. Семь тысяч человек — женщин, детей, стариков — было перерезано в одной только церкви Магдалины, большинство здоровых мужчин убито, в город с целью грабежа хлынули следовавшие за армией бродяги, которых рыцари, боясь, что им не достанется добычи, «отшвыривали ударами палок»; бродяги в отместку подожгли город, «запылавший вдоль и поперек»; собор Сен-Назер превратился в такой костер, что его свод треснул, — вот таким был первый подвиг воинов Христовых, имевший место 21 июля 1209 г.