Иннокентий III и альбигойский крестовый поход - [30]

Нетрудно догадаться, что получение этого письма не обрадовало Папу. Ему отказывали в просьбе да еще позволяли себе учить его законам, о чем он не просил. Однако в своем циркуляре он учел претензии суверена Франции. Но Филипп Август знал цену таким дипломатическим формулам, ничего не стоящим перед лицом свершившегося факта. Затея с крестовым походом против альбигойцев ему не нравилась. Этот поход отвлекал на Юг военные ресурсы, нужные ему самому для других операций, к тому же ему не очень улыбалось, чтобы кто-то из его вассалов, став хозяином Лангедока, основал там сильное княжество. Поэтому он пытался если не остановить, то, по крайней мере, умерить то массовое брожение, которое на призыв проповедников уже поднималось по всей Северной и Центральной Франции. В мае 1208 г. он дал Эду, герцогу Бургундскому, и Эрве, графу де Неверу, разрешение принять крест, оговорив, что этим разрешением могут воспользоваться лишь рыцари Бургундии и Ниверне в количестве пятисот человек[47].

Если король отказывался идти в поход, то феодалы, привлеченные перспективой отпущения грехов, начали собирать силы, чтобы массой ринуться на Юг. Однако Иннокентий III этого боялся. Он вовсе не желал за счет Лангедока ублажать аппетиты баронов Севера, чтобы дело изгнания еретиков, бывшее в его глазах законным и необходимым, вылилось в резню и грабежи. Нужно было, чтобы крестоносцы оставались управляемыми и движение происходило в должных границах, контролируемое совместно высшей светской и высшей религиозной властями. Поэтому Папа упорно уговаривал Филиппа Августа оказать походу хотя бы косвенную поддержку. 9 октября 1208 г. он направил королю просьбу способствовать деятельности легатов и обязать своих подданных принять крест. 9 февраля 1209 г. было предпринято еще одно усилие: «Именно на тебя мы совершенно особо рассчитываем в защите дела Церкви Божией. Воинство верных, которое пойдет на борьбу с ересью, должно иметь вождя, которому бы оно подчинялось все целиком. Мы умоляем твое королевское величество собственной властью избрать мужа деятельного, разумного и преданного, который бы повел на славный бой, под твоим знаменем, поборников святого дела. Прежде всего тебе важно позаботиться, чтобы среди командования царили единство и гармония, чтобы не возникло никакого разлада, никакого соперничества между вождями».

Такую ответственность король Франции не хотел брать на себя ни лично, ни через своего представителя. Иннокентий III опять столкнулся с неколебимым упорством Филиппа. Поэтому среди знатных баронов, поднявшихся по призыву легатов, так и не оказалось королевского уполномоченного, наделенного реальным правом командовать всеми остальными. Крестовый поход против альбигойцев остался церковным предприятием, руководимым посланцами Рима. Папе пришлось смириться с фактом, что эту тягостную ответственность он будет нести один при помощи французской знати и некоторого количества рыцарей из соседних стран, прежде всего из Германии.

А что делали южане для защиты от нашествия, пока бароны и епископы получали благословение, набирали войска и готовились к выступлению? Ведь опасность была огромной. Если послушать автора «Песни о крестовом походе», подобный массовый подъем был редким зрелищем. «Я не стану затруднять себя рассказом о том, как они были вооружены, сколько стоили златотканые и шелковые кресты, нашитые на правой стороне груди, как они пыли одеты и экипированы, какие латы и гербы пыли на их конях. Не создал еще Бог столь искусного счетовода, чтобы тот мог подсчитать хоть половину этой суммы, ни даже треть»... Войско было великолепным, — добавляет поэт. — Двадцать тысяч рыцарей в полном вооружении, да в придачу двести тысяч вилланов и крестьян, не считая клириков и бюргеров». Не будем придавать значения этим цифрам: всякая попытка точной численной оценки здесь бессмысленна, — но у современников создавалось впечатление грандиозного, неудержимого порыва. И этот энтузиазм легко объяснить. Ведь теперь можно было, не покидая Франции, заработать такое же отпущение грехов, как за опасное путешествие в Иерусалим, откуда столько паломников не вернулось. При бесконечно меньшем риске и расходах можно было воспользоваться многочисленными привилегиями, которые давали крестоносцам: неприкосновенность личности, защита имущества, приостановка долговых обязательств. Светские и церковные сеньоры, более или менее погрязшие в долгах, с удовольствием пользовались декретами Папы, запрещающими ростовщикам и евреям преследовать воинов Христовых.

Князья Лангедока не могли строить иллюзий. Чтобы предотвратить близкую катастрофу, им оставалось единственное средство: тесный союз всех сил, организация национальной обороны Юга против Севера. Но как было добиться согласия при анархии, царившей в этой среде? В 1208 г. Раймунд VI предложил своему племяннику Раймунду-Рожеру, виконту Безье и Каркассона, объединиться с ним, чтобы отразить нападение чужеземцев. «Рожер, — говорится в “Песне”, — не ответил ни “да”, ни “нет”. Они дурно расстались, и граф, раздосадованный, уехал в Прованс». Видя, что он не сможет вовлечь вассалов в общую акцию, к тому же опасаясь открыто выступить защитником ереси, граф Тулузский принял свое решение: склониться перед бурей.