Иннокентий III и альбигойский крестовый поход - [28]

Если слова «крестовый поход» еще и не были произнесены, дело уже казалось решенным. Начиналась стадия насилия.

Филипп II Август наконец решил ответить. В краткой записке, направленной Папе от его имени епископом Парижским, он сообщал, что ведет войну с англичанами и средства не позволяют ему содержать одновременно две армии: одну — чтобы направить на альбигойцев, а другую — для отражения происков короля Иоанна. Он может пойти навстречу пожеланиям Папы, но только на двух условиях. Во-первых, Рим добьется заключения прочного перемирия между Францией и Англией на два года, во-вторых, соберет с французского духовенства и знати субсидию. Эти деньги будут потрачены на поход против ереси. В случае если король Иоанн нарушит перемирие, французский король имеет право отозвать войска с Юга, и Папа не должен ни в чем его упрекать.

Таким образом, Капетинг соглашался вести войну, только если Церковь оплатит расходы на нее и помешает английскому королю добиваться реванша! Последнее требование — и он это очень хорошо знал — было нереальным. Иоанн Безземельный, ведущий борьбу с архиепископом Кентерберийским Стефаном Лэнгтоном, порвал с Папой и со дня на день ожидал отлучения. Король Франции, как и все остальные, лишь с другой мотивацией, уклонялся от предложения. Выкажет ли знать Северной Франции больше покорности, чем король? Это было по меньшей мере сомнительно, но тут внезапно произошло одно из тех событий, которые поражают воображение людей, возбуждают их и вызывают внезапный порыв к действию. 15 января 1208 г. один служащий графа Тулузского убил Петра де Кастельно.

История сообщает мало сведений об обстоятельствах этого преступления. Есть лишь один действительно внятный рассказ, и он принадлежит перу самого Папы и изложен в том самом письме, где объявляется крестовый поход. Проверить его невозможно: хронисты, словно сговорившись, молчат об этом. У Гильома де Пюилорана — две строчки: «Немного позже Петр де Кастельно отдал душу Богу, сраженный мечом нечестивца, и подозрение неминуемо пало на графа Тулузского». Петр из Во-де-Сернея удовлетворяется тем, что воспроизводит письмо Иннокентия III «по той причине, что не может иметь ни более надежных, ни более подлинных сведений». Несколько живописных деталей есть в поэме Гильома де Тюделя: «В то время как Петр де Кастельно переправлялся в Прованс через Рону на своем муле-иноходце, некий конюший, исполненный злобы, дабы угодить графу, предательски убил легата ударом в спину, поразив его в хребет своей острой рогатиной, после чего ускакал верхом на лошади в Бокер, где жила его родня». Поэт описывает, как мученик молит Бога «простить этого коварного сержанта», а потом — погребение в Сен-Жиле, где «горело множество свечей и многие клирики распевали “Kyrie eleison”»[44]. Он не обвиняет графа Тулузского в том, что тот якобы приказал убить легата, приписывая это событие излишнему рвению одного из слуг графа.

Напротив, Папа как будто не сомневается в виновности Раймунда VI. По его словам, граф, желая или делая вид, что желает снять с себя отлучение, пригласил Петра де Кастельно и его коллегу епископа Кузеранского к себе в Сен-Жиль. Он еще раз обещал дать удовлетворение Церкви. Легаты встретились с ним; он опять повторил свои клятвы и уверения в покорности; но когда дело дошло до исполнения наказания, он замялся, стал медлить и в конце концов ничего не сделал. Тогда легаты объявили, что уезжают. Граф в ярости при всех пригрозил им смертью: «Где бы вы ни ехали, по суше или по воде, берегитесь — от меня вы не скроетесь». Он тотчас послал своих приспешников устроить засаду. Аббат Сен-Жиля, консулы и городские бюргеры тщетно пытались его урезонить; вопреки его противодействию они выделили легатам эскорт, чтобы охранять их до правого берега Роны. Прибыв туда, они разместились на постоялом дворе, чтобы провести ночь перед переправой; но к тому времени там уже поселилось несколько людей графа. Когда на следующий день рано утром, отслужив мессу, посланцы Иннокентия III вышли из дома, чтобы пересечь реку, «один из этих прислужников дьявола потряс копьем и неожиданно поразил Кастельно под ребра. Легат несколько раз сказал убийце: “Да простит тебя Бог, как я тебя прощаю”. Потом он со своими спутниками совершил последние приготовления, уладил все дела миссии и наконец после долгой молитвы почил в Бозе».

Этот рассказ во всем рассчитан на то, чтобы доказать причастность графа к преступлению. Иннокентий III усиленно на этом настаивает: «Предположить, что Раймунд виновен в убийстве этого святого человека, позволяют бесспорные признаки: публичные угрозы смертью, подготовка засад и, если верить тому, что рассказывают, тот факт, что он принял убийцу в ближайшее окружение и осыпал его дарами. Я не говорю о других очень весомых косвенных доказательствах, каковые известны многим людям». Монах из Сернея — надо ли говорить? — идет даже дальше этой версии, неблагоприятной для Раймунда. Якобы граф не просто принял убийцу, но водил его по домену, всем показывал и приговаривал: «Видите этого человека? Он один меня по-настоящему любит и сумел сделать то, чего я желал. Он избавил меня от врага, отомстил моему оскорбителю; это ему я обязан победой». «Но, — добавляет хронист, — как бы граф ни возносил до небес это убийство, даже животные выражали ему свое осуждение. Несколько тулузских каноников, люди весьма почтенные, заверили меня, что с того дня, когда человек Божий был убит, собаки отказывались от корма, который раздавал им его убийца».