Иннокентий III и альбигойский крестовый поход - [34]

«Я решил из любви к Богу и католической вере остаться в этой стране в надежде с Божьей и вашей помощью окончательно искоренить здесь ересь. Это будет труд тяжелый, для которого понадобится много денег. Крестоносные князья ушли, оставив меня почти одного с очень маленькой горсткой солдат среди врагов Христа, рыщущих по горам и по скалам. Земля бедна: все, что она давала доброго, погублено. Если я не получу субсидий от вас, а также от верных, я не смогу здесь долго продержаться. Позиции еретиков еще очень сильны, а рыцари, что остались со мной, требуют двойного жалованья».

Иннокентий III почти сразу же официально одобрил свершившийся факт. В двух письмах, от 11 и 12 ноября 1209 г., он выразил удовлетворение тем, что Монфор — «твердая скала», преграждающая путь врагам Церкви. Он утвердил все, что сделали для Монфора, и все, что тот сделал сам. Он пообещал лично помогать ему и ходатайствовать за него перед императором Оттоном IV, королями Кастилии и Арагона и другими феодальными суверенами. Он призовет их не давать приюта на своей территории еретикам, изгнанным из Лангедока, и выделить из своей казны денежную помощь защитникам веры. «Я сделал бы для вас намного больше, — добавлял он, — если бы не был вынужден поддерживать также христиан Святой Земли, сетующих, что их интересы принесли в жертву ради успеха альбигойского дела».

Действительно, организовав два крестовых похода одновременно, Иннокентий III мог обещать личное содействие лишь с большими оговорками. Поскольку лангедокское предприятие поглощало массу денег, латеранская канцелярия немедленно и принялась рассылать по всей Европе просьбы о поддержке и субсидиях. Иннокентий рекомендовал Симона и его дело архиепископам Южной Франции, прелатам Лиона и Безансона, графам Савойи, Женевы и Макона, консулам Авиньона, Сен-Жиля, Нима, Монпелье, Тараскона, Нарбонна. В письме императору Оттону он превозносил успех великой армии, выставленной против ереси: «Великолепная победа — у врагов веры отнято пятьсот городов и замков!» Он преувеличивал — у него имелось письмо Симона де Монфора с точными данными, но легатам было выгоднее раздуть успех. Папа хотел, чтобы в каждой епархии все население приняло участие в выделении денег на крестовый поход. Все клирики должны будут пожертвовать часть своих доходов. Все сеньоры, под властью которых живут евреи, заставят их прекратить преследование крестоносных должников. Наконец, рыцарям, которых Монфор сумел удержать при себе, Иннокентий советовал набраться терпения и продолжать сражаться под началом своего командира: к Пасхе отправка новой субсидии позволит выплатить им жалованье вместе со всей задолженностью.

В том, что после взятия Каркассона великая армия развалилась, не было вины Симона и легатов. В идеальном варианте они рассчитывали покончить с ересью и ее пособниками с первого удара. Петр из Во-де-Сернея говорит без обиняков: «Если бы крестоносцы пожелали остаться в Лангедоке и двинуться дальше, то с теми силами, какими они располагали, им бы ничто не могло противостоять; они быстро бы заняли всю эту землю. Но этому помешали козни Сатаны, врага нашего предприятия. Впрочем, сам Бог не пожелал, чтобы война была закончена сразу же. Он предпочел, чтобы одни воины Христа прибывали вслед за другими и чтобы тем самым в акции приняло участие как можно больше людей, получив отпущение грехов и обретя вечное спасение».

Эта религиозная концепция крестового похода плохо согласовалась с военными и политическими нуждами, с которыми были вынуждены считаться его руководители. Когда группы рыцарей приезжают одна за другой, маленькими порциями, чтобы только выполнить свой сорокадневный обет и спешно вернуться на родину, уступая место новым отрядам, то такие перебои и постоянная смена личного состава могут лишь навредить предприятию и затянуть борьбу до бесконечности.

Столь же неприятной помехой для Симона де Монфора и его товарищей была необходимость щадить графа Тулузского. Папа не хотел, чтобы на Раймунда VI нападали, потому что тот попросил Церковь о примирении и не принял открыто сторону ереси. А легаты видели в нем главную опору сектантов, врага, которого, если хочешь искоренить κатаризм в Лангедоке, надо обезвредить и вынудить просить пощады. Раскаяние Раймунда — блеф чистейшей воды! Чтобы не допустить его прощения и примирения с Церковью, они чрезвычайно искусно уклонялись от выполнения категорических приказаний Рима. Ведя себя высокомерно и выдвигая неприемлемые требования, они рассчитывали вынудить графа сбросить маску и перейти в другой лагерь. Но Раймунд видел эту опасность и не желал этого делать. Встать во главе противников религии и крестового похода — разве это не значит дать повод к действию врагам, чью неумолимость и готовность обобрать его он ощущал постоянно? Поэтому он сохранял приверженность католицизму и непрестанно демонстрировал свою ортодоксальность.

В то время как Симон де Монфор зажигал костры и занимал — замок за замком, город за городом — обширный домен, на который он положил глаз, дипломаты на конференциях и Соборах состязались в лукавстве. Вся эта проблема имела еще несколько аспектов: частные притязания Педро Арагонского, поначалу хранившего нейтралитет, в потом занявшего враждебную позицию по отношению к крестоносцам, и прежде всего — нерешительность и резкие перемены настроения Папы. Его плохо слушались и плохо информировали, его собственные наклонности резко не совпадали с тем, на чем настаивали апологеты насилия, и потому Иннокентий III то дезавуировал своих легатов, то давал им карт-бланш. Перед нами — сложное и во многих местах запутанное плетение ткани исторического события, где, как и во всех человеческих делах, соседствуют драма и комедия.