Инквизитор. Охота на дьявола - [65]

Он не понравился Бартоломе с первого взгляда. Несмотря на свой небольшой рост, дон Альваро умел на весь мир смотреть свысока. Так же он рассматривал и отца-инквизитора, презрительно поджав губы под закрученными тонкими усиками и вздернув подбородок с острой бородкой. «Сколько спеси, — отметил Бартоломе, как всегда, уже собравший о свидетеле все возможные сведения, — и все только потому, что его прабабка была любовницей дона Карлоса[21]. Какая напыщенность! Зато чистых кровей, как дорогая верховая лошадь. Ни мавританской примеси, ни еврейской.

Куда там! Ведет свой род от шлюхи, которая удостоилась чести спать с самим императором!»

Бартоломе предложил дону Альваро занять скамью посреди зала, жесткую деревянную скамью, где обычно сидели те, кого собирались подвергнуть допросу. Дон Альваро презрительно хмыкнул, но сел, ведь иначе ему пришлось бы стоять перед инквизитором.

— Я знаю, почему вы нуждаетесь в моих услугах, — заявил он, — потому что дон Диего де Аранда показал себя в истинном свете, а я могу засвидетельствовать его виновность.

— Прошу прощения, — прервал его Бартоломе, — святая церковь не нуждается ни в чьих услугах, но вправе требовать беспрекословного повиновения, честности и правдивости.

— Об этом вы могли бы и не напоминать! В особенности, о честности и правдивости, — фыркнул дон Альваро. — Я знаю свой долг!

— Вот и я полагаю, что для человека ваших достоинств и вашего происхождения эти качества являются само собой разумеющимися. Надеюсь, вы меня не разочаруете.

Дон Альваро гордо промолчал, но наградил инквизитора острым, колючим взглядом.

— Что вы имели в виду, когда сказали: «Дон Диего показал себя в истинном свете»?

— До его смерти никто и не подозревал, что он продал душу дьяволу. То есть, почти никто не подозревал… Но теперь-то я понимаю!.. Он точно был поклонником сатаны!

— Почему вы так думаете?

— Он был слишком удачлив. Чрезмерно. Во всем. В игре, в любви… Слава Богу, теперь я все понял! Он заложил свою душу, чтобы пользоваться всеми радостями жизни.

— Не долго же ему пришлось ими наслаждаться, — заметил Бартоломе. — Но продолжайте.

— Он всегда выигрывал и в карты, и в кости. Скажите мне, разве без помощи дьявола у игрока может четыре раза подряд выпасть двенадцать очков? А я это видел собственными глазами! Он тогда выиграл у меня триста эскудо! Как же я сразу не догадался, что это происки дьявола?!

— А еще?

— Девушки влюблялись в него, словно в нем было что-то особенное! Теперь я и это могу объяснить: ему просто помогал дьявол! А дуэли? Он едва не убил дона Родриго де Маньяру, ранил меня самого… Дьявол стоял у него за спиной!

— Может быть, он просто лучше вас владел шпагой?

— Этого не может быть! — воскликнул дон Альваро.

— Почему же?

— Потому что лучший фехтовальщик в городе — это я!

— А не дон Фернандо де Гевара?

— Про него и говорить нечего!

— И не дон Родриго де Маньяра?

— Разумеется, нет! Разве что маэстро Пагано, — сделал уступку дон Альваро, — но он учитель этого благородного искусства, ему положено…

— В чем же еще дьявол помогал дону Диего?

— Мы часто устраивали за городом скачки. Но моя лошадь всегда приходила второй или третьей. А первым был вороной жеребец дона Диего.

— Может быть, дон Диего просто был хорошим наездником?

— Нет! Лучший наездник в городе — это я!

— Лучший картежник в городе — это тоже вы? — поинтересовался Бартоломе. Хвастовство дона Альваро раздражало его, попытка очернить память умершего — вызывала презрение.

— Нет, — ответил дон Альваро, не заметив насмешки. — Лучший картежник — это он. Да и как же ему не преуспеть в дьявольской забаве?

— Я слышал, вы с доном Диего недолюбливали друг друга. Может быть, поэтому вы к нему слишком пристрастны?

— А как же, по-вашему, должен относиться верный сын церкви к поклоннику сатаны?! — возразил дон Альваро.

— То, что дон Диего — поклонник сатаны, вы узнали три дня назад, — напомнил Бартоломе, — а ваша вражда длилась несколько месяцев.

— Это было предчувствие! — ответил дон Альваро. — Предвидение! Вмешательство провидения!

— Понятно, — кивнул инквизитор. — Только на этот раз, сдается мне, провидение избрало своим орудием куртизанку.

— Что вы этим хотите сказать?

— Насколько мне известно, вы с доном Диего ссорились не из-за богословских вопросов, а из-за доньи Люсии де Луна.

— Дон Диего, подстрекаемый дьяволом, хотел увести у меня любовницу!

— А вас кто подстрекал?

— Что?

— Посещая эту женщину вы, так же, как и дон Диего, совершали грех.

— Я хотел на ней жениться!

— Он тоже.

— Он бы этого никогда не сделал. Он обманывал донью Люсию!

— Почему же?

— Его отец никогда бы не позволил ему жениться на ней. Дон Диего был слишком богат, слишком знатен, чтобы протянуть руку бедняжке Люсии.

— Значит, вы были соперниками?

— Да.

— В таком случае, смерть дона Диего едва ли вас огорчает.

— Как всякого верного сына церкви смерть богоотступника меня радует!

— Это не христианское чувство.

— Каюсь, святой отец! — воскликнул дон Альваро, однако он совсем не походил на кающегося, напротив, на лице его было написано самое настоящее торжество.

«Мерзавец, но не убийца. Откровенно радуется чужой смерти и даже не скрывает этого. И уж, конечно, не боится никаких разоблачений».