Инквизитор. Охота на дьявола - [64]

— Почему вы думаете, что он поступил так ради женщины?

— А ради чего же еще? — возразил дон Аугусто. — Все остальное у него было.

— Как ее звали?

— Кого? Девку? Люсия. Донья Люсия де Луна. Впрочем, по-моему, в дворянство она сама себя возвела.

— Дон Диего был так сильно в нее влюблен?

— Кто же, скажите, не был в нее влюблен?

— И дон Фернандо де Гевара?

— О, этот даже пользовался всеми милостями.

— Из-за нее они и дрались?

— Да.

— Вы были секундантом дона Диего?

— К несчастью. И не раз.

— Расскажите все по порядку.

— Все дело было в этой девке. Мой бедный друг влюбился в нее до безумия, твердил, что женится на ней, чего бы это ни стоило. Сперва он схватился из-за нее с доном Родриго де Маньяра, затем с доном Альваро Велесом. Дону Родриго он рассек щеку, дону Альваро проткнул бедро. Они, как будто, отступились.

— Как будто?

— Вот именно. Черт его знает, кого из них принимала по ночам эта девка. Кроме дона Диего и дона Фернандо, конечно.

— Последняя дуэль была с доном Фернандо?

— Да. Они повздорили на балу у сеньора де Сандоваль. Донья Люсия, назло своему любовнику, танцевала исключительно с Диего.

— Дон Фернандо был взбешен?

— Не знаю. Если и был, то не показал. Правда, чуть позже он подошел к дону Диего и посоветовал ему держаться подальше от сеньориты де Луна. «Но донья Люсия любит меня!» — возразил Диего. «Донья Люсия, — ответил ему де Гевара, — никого не любит, кроме самой себя. Вам еще представится случай в этом удостовериться. Но донья Люсия принадлежит мне, и она — слишком дорогая игрушка, чтобы делить ее с вами, тем более, чтобы подарить ее вам». И тогда дон Диего дал ему пощечину. То есть… хотел дать. Он замахнулся.

— Но не ударил?

— Нет, он опустил руку.

— В последний момент передумал затевать ссору?

— Нет, скорее растерялся.

— Почему?

— Не знаю. Перед де Геварой многие терялись.

— Что было потом?

— Он попросил меня пойти к дону Фернандо и договориться с ним об условиях поединка.

— И вы?

— Я сделал все, как он просил.

— Далее?..

— Они, то есть мы, встретились на следующий день в парке за монастырем францисканцев.

— Кто был секундантом дона Фернандо?

— У него не было секунданта.

— Как же так?

— Он явился в назначенное время один и сказал, что если нас что-нибудь не устраивает, то мы можем убираться ко всем чертям. Если у нас нет возражений, то у него найдется четверть часа, чтобы перерезать глотки всем желающим.

— Де Гевара был хорошим фехтовальщиком?

— Почему вы так решили?

— Насколько мне известно, он выиграл поединок.

— Да. Дон Диего был легко ранен в руку. И выронил шпагу.

— Вот видите!

— Нет, мне кажется, здесь дело в другом. Перед дуэлью Диего очень волновался. Я видел, как у него дрожали руки. Прежде с ним такого не случалось.

— Он испугался?

— Нет! Может быть, мой друг действительно был служителем дьявола, не знаю, но трусом он никогда не был!

— В таком случае, в чем же дело?

— Едва ли я смогу это объяснить.

— Но ведь волнение перед поединком — вещь вполне естественная, не так ли?

— Конечно. Но я бы сказал, что в случае с доном Родриго или доном Альваро Диего был уверен в своей победе, а здесь подозревал как раз обратное.

— И, тем не менее, не отступил?

— Разумеется. Для него было делом чести пересилить себя и не поддаться минутной слабости.

— Хорошо. Продолжайте. Дон Диего выронил шпагу. Что сделал де Гевара?

— Ничего. Просто ушел. Повернулся и пошел прочь.

— И ничего не сказал?

— Только одну фразу: «Никогда не связывайся с мужчинами, щенок».

— А дон Диего?

— Мне кажется, он готов был расплакаться. До этого он никогда не знал поражений. Фортуна ему всегда улыбалась. До тех пор, пока он не влюбился в эту девку.

— Как вы думаете, почему де Гевара пощадил дона Диего? Ведь он имел и силу, и право его прикончить?

— Пощадил? Напротив. Он нанес Диего незаживающую рану — он посмеялся над ним. Проучил, как мальчишку.

— Как вы полагаете, если бы де Гевара не был арестован, вражда возобновилась бы?

— Безусловно. Диего никогда не простил бы ему такого унижения.

— Благодарю вас, дон Аугусто.

— И это все, о чем вы хотели меня расспросить? — на унылом лице дона Аугусто отразилось недоумение. Должно быть, он счел Бартоломе очень странным священником, которого поединки занимают гораздо больше, чем договор с дьяволом.

— Вы можете сообщить что-нибудь еще?

— Нет, едва ли. Но мне показалось, что вас должны интересовать взгляды Диего по вопросам веры.

— Разве вы можете что-нибудь сказать по этому поводу?

— Только то, что не замечал за своим другом никаких странностей. За исключением его безумной страсти к этой девке.

— Это я и без вас знаю, — заметил Бартоломе. — Еще раз благодарю вас, дон Аугусто. И предоставьте мне самому судить, какие сведения являются наиболее полезными для нашей святой матери-церкви.

* * *

Дон Альваро Велес де Кесада вошел в зал для допросов, громко топая сапогами и бряцая огромными серебряными шпорами. Он носил высокие каблуки, потому что был мал ростом. На его шляпе колыхался необъятный плюмаж, призванный, очевидно, служить тем же целям, что и каблуки, — создать впечатление, что их обладатель выше, чем он есть на самом деле.

Дон Альваро поклонился так, словно делал одолжение или оказывал снисхождение.