Инквизитор. Охота на дьявола - [13]

Верхнюю полку занимали философские и богословские трактаты. Кроме разрешенных для чтения сочинений Аристотеля, Платона, Сенеки и Лукиана, трудов отцов церкви, здесь также находились книги, признанные еретическими и внесенные в запретительный индекс 1584 года великого инквизитора Гаспара де Кироги.

Федерико Руис оторвал Бартоломе от разбора книг.

— Я сделал все, как вы просили, — сказал он.

— Уже?

— Я старался, — альгвасил развернул список и огласил: «Перечень вещей, обнаруженных в сундуке колдуна де Гевары. Первое. Череп человеческий — три штуки. Второе. Череп собачий — одна штука. Далее. Челюсть, тоже человеческая — пять штук. Кости, непонятного происхождения — тридцать восемь. Свечи восковые — пятнадцать. Уже упоминавшаяся Рука висельника — одна штука».

— Все?

— Что вы! Далее. «Мыши сушеные — пятьдесят четыре штуки».

— Что?

— Я говорю, мыши. Сушеные трупики.

— Пятьдесят четыре?

— Да, пятьдесят четыре мышки. Думаю, со счета я не сбился.

— Ничего, — глухо произнес Бартоломе, — если ты и просчитался на пару штук — это несущественно.

— Далее. Лягушачьи лапки. Что-то около сотни. Я не успел сосчитать.

— Что-что?

— Лягушачьи лапки, — серьезно повторил Руис. — Около сотни. Далее…

— Хватит! — оборвал его Бартоломе, чувствуя, что к горлу подкатывает тошнота. — Перепиши список набело и отдай секретарю. Я потом посмотрю.

— Пересчитать?

— Что пересчитать?

— Лягушачьи лапки.

Иногда Бартоломе не мог надивиться проницательности и догадливости старого альгвасила, иногда же приходил в полное замешательство от его тупости. Федерико Руис знал все повадки и привычки ведьм и колдунов, умел отыскать любой тайник, на службе сохранял хладнокровие и присутствие духа, но при всем при этом отличался полным отсутствием чувства юмора и многолетним пристрастием к выпивке.

Бартоломе усмехнулся и кивнул.

— Пересчитай.

Пока инквизитор рылся в книжном шкафу, а стражники пытались угадать истинное назначение астролябии, старый альгвасил, стоя на коленях возле сундука, усердно пересчитывал лягушачьи лапки. Через полчаса Бартоломе получил абсолютно точную цифру: сто двадцать две.

* * *

Альгвасил инквизиции Федерико Руис был, по общему признанию, в своем роде человеком замечательным: никто никогда не видел его полностью трезвым, но никто никогда не видел его и совершенно пьяным. Проще говоря, он всегда был немного навеселе. Тем не менее, он всегда исправно выполнял свои обязанности, а по воскресеньям регулярно посещал церковь. Словом, он был хорошим служащим и добрым католиком. К тому же, несмотря на свое вечное полупьяное состояние, альгвасил отнюдь не был глуп. «Проверим, правду ли говорят, что in vino veritas[9]», — сказал себе Бартоломе, глядя в задумчивые, слегка затуманенные глаза Федерико Руиса. Инквизитор надеялся, что альгвасил хотя бы отчасти поможет ему прояснить эту самую veritas, потому что он был одним из первых, кто оказался на месте преступления: соседи, сбежавшиеся на крик жены ростовщика и обнаружившие рядом с трупом договор с нечистой силой, тотчас донесли об этом происшествии инквизиции.

— Как вы думаете, мог ли дьявол утащить душу еврея в ад? — слегка улыбнувшись, осведомился Бартоломе.

— Пожалуй, мог, — уклончиво ответил Руис, внимательно приглядываясь к собеседнику, словно оценивая, насколько инквизитору можно доверять.

— И утащил?

— Думаю, да. После смерти.

— То есть сначала дьявол убил Перальту?

— Святой отец, — произнес альгвасил, и Бартоломе показалось, что он даже усмехнулся, — вы когда-нибудь видели, чтобы черти кого-нибудь убили?

— Признаюсь, это первый случай.

— А я вообще никогда ничего подобного не встречал.

— Вы хотите сказать, что нечистая сила не имеет никакого отношения к смерти Яго Перальты?

— Имеет, наверное. Преступления ведь совершаются по наущению дьявола, не так ли?

— Но этим его участие и ограничивается?

— Послушайте, святой отец, я человек простой, неученый, и едва ли смогу вам как следует объяснить, в какой степени в преступлении повинен дьявол, а в какой — сам убийца.

— Итак, было совершено убийство? — напрямик спросил Бартоломе.

— Без сомнения.

— Почему вы так решили?

— Святой отец, я за свою жизнь всякого насмотрелся. Видел и утопленников, и удавленников, и зарезанных, и отравленных… Всякое бывало. Так вот, я со всей определенностью могу вам сказать: Яго Перальта был отравлен.

— По каким признакам?

— Труп почернел.

— Но каким же образом его отравили?

— Я полагаю, убийца нанес ему рану отравленным оружием: шпагой, ножом, например… У еврея на левой руке был надрез.

— Но мальчишка, слуга Перальты, уверяет, что видел черта собственными глазами. Думаете, он врет?

— Весьма вероятно. Слуги вообще народ нечестный, а этот прохиндей Пабло в особенности. Я выяснил: его отец попался на воровстве.

— Допустим, мальчишка соврал. Но ради чего?

— Чтобы не выдавать имя настоящего убийцы. Может быть, он его хорошо знает, может быть, запуган…

— Пожалуй, я согласился бы с вами, — задумчиво произнес Бартоломе, — если бы не два обстоятельства. Во-первых, наличие договора с дьяволом. Вы видели этот документ, не так ли?

— Ну да, ведь я должен был осмотреть труп… Бумага была испачкана кровью.