Инквизитор. Охота на дьявола - [110]

Шрифт
Интервал

Слабый луч света проник в забранное решеткой оконце под потолком. Рассветало. Значит, час близок.

Если бы де Гевара мог обернуться птицей, он проскользнул бы меж толстых прутьев решетки. Если бы он мог превратиться в мышку, он протиснулся бы в щель под дверью. Если бы он мог стать львом, он растерзал бы гнусных монахов и стражей, которые вот-вот придут за ним. Но он не мог ни того, ни другого, ни третьего. Почему? Ведь великие колдуны, он об этом слышал, могли принимать облик и зверя, и птицы. Но ни разу не удалось ему ничего подобного. Наверное, ему недоставало для этого знаний. О, как много он познал и постиг, но, видимо, не все, не все…

Он с детства стремился к знанию. Он чувствовал, что умнее, одареннее своих сверстников. Но судьба была несправедлива к нему. Он был вторым, младшим сыном. А первым, наследником, был Фернандо. Глупый Фернандо! Фернандо, который не умел ничего, кроме как объезжать лошадей и натаскивать собак! Он даже читать и писать, как следует, не выучился! На что он истратил бы и без того скромные сбережения родителей? На гончих собак? Или спустил бы в карты? А Лоренсо деньги открыли бы дорогу к знанию. Нет, не к тому знанию, которым кичатся магистры и лиценциаты, выучившиеся только сыпать цитатами из Священного писания. Нет, де Гевара стремился к знанию, которое могло дать власть и могущество, к знанию, которое возвысило бы его над другими людьми. Он хотел держать в своих руках нити жизни и смерти!

Для начала ему нужны были деньги. Деньги, которые пошли бы на покупку инструментов и книг. И Лорен-со исправил ошибку судьбы, отделавшись от глупого, никчемного Фернандо. Удачная женитьба довершила остальное. Брак между доном Фернандо и доньей Анной был делом решенным. Стоило ли объявлять о смерти Фернандо? Проще было самому стать им. И дон Лоренсо стал доном Фернандо. Однако он думал, что брат действительно умер. Он хотел, чтобы брат умер. Но настоящий Фернандо вернулся с того света… Впрочем, он появился даже вовремя… Лоренсо научился управлять судьбой, он научился использовать во благо себе даже крайне неблагоприятные обстоятельства.

Две страсти сжигали де Гевару: злоба и стремление к власти. Он ненавидел этот мир, с рождения встретивший его, как своего врага. Он ненавидел глупцов, окружавших его, тупиц, только и умевших что бормотать заученные молитвы.

Он вступил на путь знания. Почему же посреди дороги земля вдруг разверзлась у его ног и он провалился в мрачное, темное подземелье? Только потому, что его предали. Предал, как он считал, гнусный, безмозглый старикашка. О, в этом мире никому нельзя доверять!

Одно утешало де Гевару: его смерть не останется не отомщенной. Он убил почти всех своих врагов. Правда, первым он хотел уничтожить доносчика, вернее, доносчицу… Он не успел. Он не сразу догадался, что это была его жена. Ну, ничего, он отомстит ей даже из-за гробовой доски, достанет с того света! Донья Анна долго не проживет! Ничто в этом мире не должно оставаться безнаказанным! Ничто, кроме власти, знания и могущества! Он обладал знаниями, значит, властью, значит, был никому не подсуден. Но с высоты своего знания он имел право судить своих врагов. Он имел право уничтожать тех мелких, жалких, трусливых людишек, что ползали у его ног. Он те только мог вызывать демонов, он сам мог стать демоном. Он мог стать посланцем ада, он имел власть над жизнью и смертью, он мог губить, кого захочет, губить как тело, так и душу! Он наслаждался страхом, который внушал своим жертвам. Он держал в страхе весь город. Он был властелином этого города! И вот, надо же!..

Все бы обошлось, если бы не чертов старикашка, который выдал его инквизиции. Но и ему де Гевара сумел отомстить. Он умрет, а его месть по-прежнему будет жить! Он оговорил епископа. Значит, его преосвященство тоже поплатится. Злобная усмешка скользнула по губам де Гевары.

И все же… Смерть застала его посреди пути. Через два часа он будет казнен на потеху глупой толпе. На потеху людям, которые все, вместе взятые, не стоят даже его мизинца!

Де Гевара был наслышан о казнях колдунов. И все же он никогда не думал, что такое может произойти с ним самим. Он был уверен в своей хитрости и осторожности. И что же? Какой-то напыщенный, тощий монах поймал и запер его! Такое могло произойти только по случайности! То ли дьявол подвел своего верного слугу, то ли он сам где-то допустил оплошность.

Де Гевара тщетно искал допущенную им ошибку, когда услышал шум приближающихся шагов, а затем лязг запора. За ним пришли. Что ж, он покажет этим глупцам, как надо умирать!

* * *

Рамиро Веласко повезло. Ему удалось протиснуться в первые ряды зрителей, сразу же за цепью стражников, следивших за порядком во время аутодафе. Чтобы не пропустить самое интересное, Рамиро не пошел смотреть на процессию, которая с утра потянулась от здания инквизиционной тюрьмы до городской площади. Впереди шли монахи-доминиканцы с зажженными свечами в руках. Эти свечи были зеленого цвета — цвета надежды и милосердия. За монахами следовали осужденные. Каждого сопровождали двое приспешников инквизиции, так называемых «фамильярес», в обязанности которых входило не столько утешать приговоренных на пути к эшафоту, сколько следить, чтобы ни один из них не сбежал.


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.