Инкуб - [25]
Хотите вы плясать и веселиться,
И требуете песню от меня…
Такой не знаю, но спою вам гимн
Не в честь чумы, – в честь каждого из вас,
Что сочинил сейчас, когда со сцены
Смотрел на ваши истинные лица…
И тут же он – насмешник Чумы, «белый ворон» среди тёмных декораций, улыбаясь острым клювом навстречу встревоженным гримасам, продолжил, подыгрывая себе дерзкими отрывистыми скрипичными нотками, медленно двигаясь в ритме одному ему понятного рваного танца к Мэри, аутичной[62], застывшей на месте в человеческом страхе и неизлечимой болезни, которую Им так нравилось наблюдать. Но не теперь.
Всё их внимание было приковано к одному – актёру в белой маске, внезапно оборвавшему привычное действие пьесы. И их маски – лица желчи и предсмертной боли – одна за другой покрывались морщинами и испариной – трещинами и каплями воска –, в то время как оркестром тысячи сердец звучал нахальный гимн…
С последними словами Скарамуш-Вальсингам, резко, грубо прижав к себе Мэри, заиграл на скрипке реквием Альфреда Ретеля[64], с напором и кровожадной страстью проводя смычком по шее девушки, раздирая её нежную кожу, пуская алое вино жизни на трепещущие огоньки свечей: они тухли одна за другой, поглощённые звонкими каплями, пока не погасли все, кроме последней – в кубке на столе. Он отпустил её, едва живую, и, повернувшись к взбудораженному залу спиной, подошёл к столу. Достав свечу, он наполнил кубок красным абсентом и поджёг. Под музыку всполохов пламени снял маску и развернулся, представляя «обществу уродов» своё лицо, словно сопоставляя, сравнивая их – размытую массу гневных обескураженных идолов – с собой.
- Как интересно… - с грустной усмешкой промолвил Инкуб, - Мэри, чья болезнь сильнее Чумы, умирает; а Луиза – жива. Сломанная марионетка в руках Великих, она станет пищей для тех, кто скрывается в сером тумане, когда будет неугодна Вам... Так каково это, убивать просто так? И кто в ответе за ваши деянья? Да здравствует Баланс! Который вы всегда найдёте, как подтасовать… Я пламя пью за ваше лживое сиянье!
И, поклонившись, он закончил сцену.
Гэбриел Ластморт испил огненный кубок до дна…
Мэри поникла - бездыханна. В зале воцарилась мгла.
V Dies
- Что за неслыханная дерзость! – барон Кёль никак не мог прийти в себя после произошедшего в театре, - И после всего этого он может преспокойно разгуливать по нашим улицам! Как меня утомили эти правила, donnerwetter[65]!
- Коби, милый, не ругайся!
- Но, meine donna[66], это немыслимо!
- Что именно? Мне, напротив, даже очень понравилась эта нахальная импровизация!
- Эх, женщины!
Коби Криштуфек Кёль, Председатель Совета Видящих Города Белых Ночей, нервно курил, пытаясь совладать с собой – справиться с пером, что вновь и вновь выскальзывало из его рук, роняя небрежные капли чернил на гладкую поверхность письменного стола. Его жена, Иоланда-Донни', с невозмутимым спокойствием раскладывала пасьянс, распивая наедине с игрой и потайной улыбкой бутылку медового токая[67].
Её всегда развлекало, когда муж выходил из себя. В такие моменты он казался ей глупым и беззащитным, и было что-то весьма забавное в том, как строгий и рассудительный Председатель, теряя терпение, принимался неосознанно превращать всё вокруг себя в хаос – ведь именно порядок занимал наибольшее время в его жизни. Коби Кёль обожал, когда всё лежит на своих местах, ратовал за чистоту и присматривался к каждой мельчайшей детали, изменяя или удаляя что-то, при необходимости, ради гармонии и спокойствия – баланса, который формировал его мир, его жизнь, его философию. Иоланда часто подшучивала над ним, намеренно переставляла местами книги в книжном шкафу, разбрасывала вещи, и небрежно одевалась, будучи уверенной, что всё это стремление к балансу было связано с тем, что её Коби был Председателем, а Верховный Совет проповедовал Баланс, как основную идеологию, ради пропаганды которой и существуют Видящие. Ей самой это казалось нелепым, иногда она прямо говорила об этом барону, и он пропускал её мимо ушей, потому что безумно любил жену, и не хотел принимать тот факт, что их взгляды на мир – расходятся. Иоланда же наслаждалась положением в обществе: ей восхищались, к ней прислушивались, с ней считались – но в глубине души оставалась всё той же актрисой, Коломбиной
В преисподнюю прибыла инспекция. Загадочный седовласый господин критически осматривает круги ада, беседует с насельниками и смущает местных бюрократов: кто он — архангел, сам Господь или живой человек?На обложке: рисунок Leo & Diane Dillon.
Множество людей по всему свету верит в Удачу. И в этом нет ничего плохого, а вот когда эта капризная богиня не верит в тебя - тогда все действительно скверно. Рид не раз проверил это на своей шкуре, ведь Счастливчиком его прозвали вовсе не за небывалое везение, а наоборот, за его полное отсутствие. Вот такая вот злая ирония. И все бы ничего, не повстречай Счастливчик странного паренька. Бывалый наемник сразу же почувствовал неладное, но сладостный звон монет быстро развеял все его тревоги. Увы, тогда Счастливчик Рид еще не знал, в какие неприятности он вляпался.
Интернет-легенда о хаски с чудовищной улыбкой может напугать разве что впечатлительного подростка, но хаски найдет средства и против невозмутимого охранника богатой дачи…
Весь вечер Лебедяна с Любомиром, сплетя перста, водили хороводы, пели песни и плясали в общей толчее молодежи. Глаза девицы сверкали все ярче и ярче, особенно после того, как Любомир поднес ей пряный сбитень. Пили его из общего глиняного кувшина и впрогоряч. Крепкий, пьянящий напиток разгонял кровь и румянил щеки, подхлестывая безудержное веселье и пробуждая силы для главного таинства этой ночи. Схватившись за руки крепче прежнего, молодые прыгали через костер, следя за тем, как беснуются сполохи смага, летя вослед.
Оконченное произведение. Грядет вторая эра воздухоплавания. Переживут ли главные герои катаклизм? Что ждет их в новом мире? Открытие забытых небесных островов, продолжение экспансии островитян, восстания челяди,битва держав за место под солнцем на осколках погибающего континента. Грядущий технологический скачек, необычная заморская магия, новые города, культуры и жизненный уклад содрогнут когда-то единую Некротию...