Инклюз - [6]

Собираясь использовать грейдер как укрытие, я подобрался поближе и прыгнул в тень его колоссальных колес. Здесь я встал в полный рост, а Ирина последовала моему примеру. Говорить мы не пытались: это было невозможно — шум машины заглушал слова, а дизельный выхлоп принуждал держать рот закрытым. Не самым культурным образом, попросту пальцем, указав ей на виднеющиеся между колесами постройки, и жестом позвав за собой, снова пригнувшись, я трусцой оббежал грейдер, оказавшись позади кабины. Уже готовый продолжить движение, я мельком глянул на различимого сквозь довольно чистое стекло водителя грейдера. Не могу утверждать, что сразу же узнал его, скорее меня смутила неуместность белой рубашки с проглядывающим из-под воротника краем галстука. Я замер, пораженный догадкой; и в то же мгновение Леопольд, словно уколотый моим взглядом, обернулся. Его лицо приобрело выражение довольства и некоей устрашающей радости. Уверен, находись под его управлением не грейдер, а легковой автомобиль или, пуще того, мотоцикл с коляской, он резко сдал бы назад или даже поднял свой экипаж на дыбы и, развернул, с тем, чтобы раздавить нас. К счастью это было ему недоступно.

Бесцеремонно нажав Ирине на шею, я принудил спутницу упасть. Выведя её таким образом, из зоны поражения (не будем забывать — Леопольд вооружен, я получил возможность действовать на свой страх и риск. Призвав все свое мужество, буквально взбежал по медленно движущемуся колесу грейдера, цепляясь за желтоватый металл моторного отсека, и бросился всем телом на стекло кабины, чая испугать Леопольда и выиграть, таким образом, секунду-другую. Стекло неожиданно поддалось, так как оказалось не собственно стеклом, а прозрачным плексигласом, иначе говоря — оргстеклом. Превосходное изобретение Отто Рема было закреплено на тонких винтах, проектировавшихся, естественно, без расчета на то, чтобы выдержать удар восьмидесятикилограммового тела. Упав вместе с плексигласом внутрь кабины и изрядно ушибшись, я прижал Леопольда к рычагам управления. Будучи куда менее корпулентным, мой противник оказался в положении гербарного экспоната. Не в силах дотянуться до оружия, он что-то кричал, но его заглушал звук двигателя. Оплевав все оргстекло напротив своего лица, он побледнел и успокоился. Понадеявшись, что он задохнулся, я ослабил нажим, и, выполнив весьма непростой трюк, сумел протиснуться к нему, оттеснив плексиглас в сторону.

Вотще я уже торжествовал победу. Леопольд, едва я оказался рядом, оскалился и рванул маузер из-за спины. Что мне оставалось делать? Прижавшись к нему как можно теснее, я подхватил его за бедра (несуразная двусмысленность подобной позы пришла мне на ум лишь много позже), дернул вверх и вторично ринулся на стекло. Разница была в том, что стекло на этот раз лобовое, а передо мной как щит и амортизатор — Леопольд.

Лобовой плексиглас был закреплен не лучше тыльного, однако просто выпасть он не мог — мешал металлический окоем окна. Однако, совместной массы нас, противников, оказалось достаточно, чтобы он лопнул и не разбился; это все-таки неподходящее слово, но раскололся или разломался.

Леопольд выпал вперед на широкую балку, ведшую к передним колесам и несущую под собой отвальный нож, а я повис животом на тех самых рычагах, к которым ранее прижимал Леопольда спиной. Право, вряд ли я что-то выиграл от своего маневра. Теперь Леопольду достаточно достать-таки пистолет и вот он я — стою открытый по пояс в метре от него.

Ожидая скорого ранения, если не смерти, я вцепился руками в рычаги и засучил ногами в отчаянной попытке перебраться на балку и продолжить бой, вполне осознавая, что желанию этому осуществиться не суждено, не достанет времени. Суетясь, я потерял из виду Леопольда, а когда снова нашел его взглядом, он собирался поступить наиболее странным в его положении образом.

Демонстративно держа пистолет за предохранительную скобу, он прокрутил его на пальце и отпустил, причем пистолет свалился вниз и более не мог быть им использован. Я решил, было, что это некий ритуализированный безмолвный вызов на честный бой "зубами и кулаками". Я ошибался.

Отдав мне пренебрежительный салют, Леопольд так отчетливо, что я смог это считать, проартикулировал губами: "ВСП — предлог, а цель ты, и ты попался!", он закрыл глаза и солдатиком прыгнул вниз прямо под нож грейдера. К счастью, я не видел, что стало с его телом, и не слышал его криков, если таковые раздавались. С огорчением я подумал, что Ирина, вероятно, лишена моего преимущества: ведь она лежит внизу в считанных метрах от наверняка страшно изувеченного трупа. Истинно, я не желал для нее подобного зрелища.

Машинально, словно это было моей каждодневной обязанностью, я остановил грейдер и выключил двигатель. Спустившись на землю по бортовой лесенке, не заглянув под нож (у меня и мысли не мелькнуло, что Леопольд мог выжить, к слову для тех, кто ожидает сенсации в кинематографическом духе — он действительно умер тогда полностью и окончательно я подбежал к Ирине и, ни слова ей не говоря, потянул за руку к постройкам.

Проделать весь путь молча мне не удалось, пришлось дать некоторые объяснения: Ирина проявила настойчивость, а также заверить ее, что портфеля с бумагами при Леопольде не было (могу поручиться, не заметить его в кабине было невозможно).