— Игорь, — продолжила Оля, осторожно прижимая к себе голову Влада, — я бы никогда не стала тебя обманывать, поэтому говорю — нам нужно расстаться. Нам было удобно вместе, но мы друг друга не любили, сейчас я очень четко это понимаю. И… Прошу, не перебивай. Ты просто поверь, что я все делаю правильно. Прости меня за то, что все это начала. Прощай.
Влад тут же поднимается и вынимает телефон из ее рук, так аккуратно, как будто тот сейчас взорвется. Потом подвигается очень близко, почти прижимаясь губами к лицу.
— Теперь… моя? — медленно спрашивает и его руки так же останавливаются в паре сантиметров от ее тела, ожидая ответа.
— Теперь… да, — медленно соглашается Оля и вокруг сжимается самый крепкий на свете, самый жаркий и ласковый капкан.
Через несколько секунд перед ней другой человек, она наблюдала, как он менялся. Как сужались, зажигаясь, глаза, как трепетали ноздри, а губы раздвигались в странной ухмылке, больше похожей на гримасу боли. Она знает, ее лицо изменилось так же, отражаясь в его, как в зеркале.
«Он еще и таким бывает!», — успевает подумать Оля перед тем, как он ее целует. Этот поцелуй, слишком глубокий чтобы быть приятным и оттого безумно приятный, предлагает ей больше не таиться и поделиться своими желаниями. Предлагает больше не сдерживаться. Щедрое предложение! Хотя нет, не щедрое, это предложение р-а-в-н-ы-х. И она больше не сдерживается, когда с довольным урчанием отвечает своим поцелуем, медленно и сильно кусая его губы, потому что знает, что он не испугается. Не сдерживается, когда изо всех сил вцепившись в него руками, выпускает когти, потому что знает, что он прекрасно с ней справится.
Надо признать, они отлично поладили.
— Оставь ты этого славного мишку ему подобным, — говорила мама. — Однажды ты, как и я, встретишь на дороге крупного зверя и не сможешь пройти мимо. Не спорь, не сможешь! И так же будешь думать будто… это ты его приручаешь, а не наоборот. Так может никогда и не узнаешь, кто кого…
