Инферно - [25]

— Прекрати истерику. Сходи отдохни… Кстати, ты написал то, что мне наговорил?

— Да.

— Зарегистрировал?

— Конечно. Кстати Карев уже пронюхал о том, что я вам докладывал.

— Это естественно. Как только все произошло, они прошерстили секретариат. Интересовались над чем ты работал в последнее время. Вот и наткнулись на твой доклад по этой теме.

— Зачем же спрашиваете?

— Для порядку, — сердито буркнул Апраксин, — оставь документ у меня. По реестру передашь.

— Зачем вам этот бред? Карев чуть не уписался от смеха, когда живописал мне реакцию своего начальства. Именно из-за этого доклада и родилась версия о моем, с позволения сказать… — произнес майор, неопределенно покрутив рукой у головы.

— То есть? А ну-ка расскажи.

— Да что тут рассказывать. Короче наши бравые парни считают, что я…

Берестов не заметил как, что называется, завелся, и кратко, но едко, в лицах и красках, рассказал Апраксину не только содержание беседы с Каревым, но все события, начиная с того момента, как вчера покинул кабинет начальника…

— А мальчонки эти заявление накатали. Дескать, изобидел их приемами рукопашного боя наглый ГэБэшник, как в приснопамятном 37 году. Вот такие ГУЛаг и строили! Ату его! Ну а наши подхватили: Ату-у! Ату-у! Тем паче у мальчонок папашки, оказывается, кто в администрации города, кто в областной пристроились. Не простые, в общем, мальцы.

— Михалыч, что значит пристроились. Уважаемые люди, заботятся о благе города и области. Что значит папашки? Так ты, мил человек, уподобишься Кареву и иже с ним…

— Пусть воспитанием детей озаботятся… — зло выдохнул Берестов, и сник.

Майор еще раз убедился, что шеф умел многое, вот, например, как сейчас, тоном, невзначай брошенной фразой осадить любого не в меру эмоционального подчиненного. Вроде ничего и не сказал, а словно крышку в чайнике приоткрыли.

— Короче, отдохни. Кстати отпуск при части. Уезжать ты не имеешь права. Только по отдельному разрешению.

— Да уж просветил господин Карев…

— Посему, — продолжил свою речь Апраксин, словно и не слышал реплики Берестова, — отдых отдыхом, но помни, что через полтора месяца выйдешь, завал будет. Информации ноль, и подведение итогов на носу. Отпуск тебе не зачтется, так что работу с людьми не забывай. Отдых дело хорошее, вот со свежими силами информационную отдачу и подними. Чем еще в отпуске заниматься?

— Это ваш приказ?

Услышав сказанное подчиненным, Апраксин поморщился как от зубной боли.

— Ты в органах сколько? Когда это у нас в такой ситуации приказами разбрасывались?.. Скажем, это настоятельная просьба.

— Понял, Андрей Викентьевич.

Глава 7

Когда зазвонил телефон, Берестов сидел дома на диване, где еще недавно они с Павлом, к которому его не пустили врачи, несмотря на все уговоры, так эмоционально обсуждали стати и достоинства двух случайных фигуранток криминальной хроники большого города. Как оказалось, веселый эпизод закончился весьма плачевно, поэтому майор, в немом отупении разглядывавший трещину в давно не ремонтированном потолке служебной квартиры, вздрогнул от неожиданности и едва не запустил бутылью из-под водки в источник беспокойства.

— Да! — голос получился сиплым, поэтому Александр, прокашлявшись, повторил: — Слушаю.

— Александр Михайлович? — голос в трубке домашнего телефона был незнакомым.

— Да, я.

— Не заболели? А то кашляете?

— Я в норме. Что нужно, кто вы такой?

— То есть можете прогуляться по парку?

— Вы издеваетесь? Могу и послать!

— Бога ради, только возьмите почту из ящика. Да побыстрее. Думаю вас это заинтересует. — Короткие гудки с минуту громким надоедливым эхом раздавались в тишине квартиры.

Берестов некоторое время удивленно смотрел на телефонную трубку, словно вот именно сейчас оттуда должен вылезти сказочный джин или змея подколодная. Он сразу отверг версию тупого розыгрыша или, тем более, провокации со стороны родимой Службы. Так, по большому счету, дела не делаются, в чем бы его не подозревали. Майор свято верил в то, что процент порядочности в Службе много выше, чем в иных структурах насквозь коррумпированной страны. Он всерьез отнесся к намеку Апраксина о работе с информаторами. Понял по его тону, что должен отработать именно в этом направлении, озадачить людей поиском следов безвестной структуры, рассылающей убийц на улицы любимого им города. Но все равно, по сравнению с напряженным ритмом обычных служебных будней… Берестов боялся заскучать. Отдохнуть пару тройку дней — это да. Любой опер на ура воспримет неожиданно свалившийся отдых, но сиднем сидеть полтора месяца? Все сорок пять суток? Да он встретится с несколькими своими людьми, но что делать остальное время? Ведь результат не явится на блюдечке или по мановению волшебной палочки. Красивые реализации — плод кропотливой работы, усилий многих сотрудников, изо дня в день добросовестно выполняющих незаметную рутинную работу. Потом краткий миг «маски-шоу» и вновь рутина. Услышав гудки в трубке, Берестов понял, что о скуке ему можно забыть. Не дадут ему заскучать неведомые доброжелатели.

Положив, наконец, трубку на аппарат, майор медленно подошел к двери и аккуратно, сбоку, попытался заглянуть в глазок. Второе «я», смотрящее на «я» первое со стороны, с видом доброго дяди доктора из психбольницы укоризненно качало головой что-то бормоча о шизофрении и, вторя Кареву, о психических последствиях участия в боевых действиях. Отмахнувшись от назойливого внутреннего голоска, «какая там шизофрения, дырка в руке настоящая, почему бы и через дверь не шмальнуть?», Александр осмотрел лестничную площадку, насколько позволял сектор обзора. Не обнаружив ничего подозрительного, он приоткрыл дверь и, готовый к действию, вышел наружу. Лестничная площадка была пуста. Никто не кидался на него с ножом, не выскакивал с пистолетом, и, даже, банально не примотал «эфку» к дверной ручке. Успокоившись, Берестов спустился на этаж с почтовыми секциями, и, решив, что начинять его ящик тротилом, коль скоро не встретили у двери, никто не станет, достал ключ от висячего замочка. Сквозь щели крышки виднелся белый квадрат конверта. «С сибирской язвой» — мысленно пошутил майор и достал послание от неизвестного. В том, что этот конверт имеет прямое отношение к звонившему ему человеку, сомневаться не приходилось.