Инфекция - [10]

На кухонном столе уже стояла крынка со свежим молоком, лежала буханка еще теплого деревенского хлеба, их соседка Агриппина Тихоновна сама пекла хлеб, и бабушка никогда не забывала с утра зайти к ней за свежей выпечкой. На тарелке, накрытые крышкой от сковороды обнаружилась внушительная гора котлет, видимо его бабушка успела уже с утра и у плиты постоять, и два яйца, сваренных вкрутую, как он любил. Неторопливо позавтракав, запив свою трапезу молоком, Егор, довольный своей жизнью, откинулся на спинку стула. Ему решительно нравилось жить в деревне. Не помешало бы, конечно, телевидение, но он уже свыкся с отсутствием данного признака цивилизации. Он иногда подумывал о том, что стоило вернуться в город, там ведь осталась его квартира, и восстановиться в университете. До получения диплома было каких-то три года.

Егор уже два с половиной года жил с бабушкой, после страшной автомобильной катастрофе, в которой он потерял и отца, и мать. Они поехали к друзьям, приглашенные на празднование нового года, а ближе к полудню первого января возвращались домой. Отец Егора был за рулем, в новогоднюю ночь он выпил вместе со всеми только фужер шампанского и этим ограничился. Воистину, Бог охранял только дураков и пьяниц. Видимо, полагал, что трезвые в состоянии сами уследить за собой… и за машиной. Но не в тот раз. Обычное в последние годы потепление на новый год в ночь сменилось резким похолоданием. Дорога была скользкой, и его отец не справился с управлением на повороте. Машина потеряла сцепление с дорогой и выскочила на полосу встречного движения прямо под колеса цистерны, перевозившей пропан. Что побудило водителя цистерны, полной под завязку везти газ именно в то время, никто бы не смог предположить. Он слишком поздно увидел выскочившую на встречную полосу машину и инстинктивно попытался вывернуть руль, чем только усугубил ситуацию. «Десятка» родителей Егора врезалась прямехонько в цистерну. От взрыва в домах по обеим сторонам улицы вылетели стекла. Водитель цистерны и родители погибли моментально. По крайней мере, Егору очень хотелось в это поверить. Поверить в то, что взрывная волна мгновенно убила их. Это было лучше, чем представлять, что они заживо сгорели в своей машине. Очень медленно и мучительно.

Егор праздновал со своими знакомыми и с девушкой. Когда ему позвонили на мобильный и сообщили о происшествии, телефон выпал из его дрожавшей руки. Он бы и сейчас не смог бы объяснить, по прошествии времени, что он чувствовал в тот момент. Родителей, то, что от них осталось, похоронили в закрытых гробах. Егору от родителей осталась трехкомнатная квартира практически в центре города и сравнительно неплохой счет в банке, который с помощью друга его родителей был переоформлен на него. Но жить в той квартире, где еще недавно раздавался звонкий смех матери или слышались выкрики отца, во время просмотра футбольного матча, он не мог. По крайней мере, пока не мог. Потому он снял немного денег с банковского счета и уехал в деревню, где у него, насколько он помнил, еще оставалась бабушка по отцовской линии. Она приняла Егора без всяких вопросов и без малейших колебаний. Разраженный мобильник он оставил дома, с девушкой поговорил и объяснил, что им следует расстаться. Ксения его поняла или сделала вид, что поняла. Он помнил, как она, несмотря на его просьбу, пришла на автовокзал проводить его, когда он уезжал в деревню. Помнил также и ее глаза, полные слез, когда она стояла и смотрела вслед уезжавшему автобусу. Егор зашел в университет и написал заявление на неограниченный академический отпуск. Зная его ситуацию, сам ректор дал на это свое согласие. Это значило, что он мог в любое время восстановиться и продолжить обучение. Но пока что ему это совсем не было нужно. Он оборвал все связи со своей прежней жизнью, с друзьями, с любимой девушкой. Лишь фотографии, ее и родителей, взятые им из городской квартиры, напоминали ему о прежней жизни. Иногда Егору и впрямь казалось, что это была не просто прежняя, а прошлая жизнь, и тот Егор был совсем другим человеком.

Он вдруг пришел в себя и обнаружил, что по-прежнему сидит за кухонным столом, сжав кулаки так, что костяшки пальцев побелели. На глазах его были слезы, которые он смахнул. Он не хотел, чтоб бабушка зашла сейчас в дом и увидела, что он плачет. Егор давно уже не плакал. Точнее никто давно уже не видел, чтобы он плакал. Работая, ходя на речку, общаясь с бабушкой и соседями, он всегда производил впечатление веселого, беззаботного паренька. Лишь долгими бессонными ночами, когда его заново настигали воспоминания, Егор с силой прижимал подушку к лицу и плакал, а подушка заглушала звуки рыданий и поглощала слезы.

У него вдруг мелькнула мысль, что бабушка уже давно в коровнике. Обычно она выходила оттуда и занималась прочей живностью, когда он завтракал — Егор всегда видел ее в окошко, как она созывала кур, рассыпая по земле зерна. Он поднялся из-за стола и вышел во двор. День обещал быть ужасно жарким. Даже сейчас, по сути, рано утром, солнце уже не просто пригревало, а палило с неба.

Войдя в хлев, где баба Лида держала корову, Егор сначала ничего не увидел, понадобилось несколько секунд, чтоб его глаза привыкли к легкому сумраку, царившему там. А когда глаза, наконец, привыкли, он увидел, что ведро валяется на боку, все молоко разлито по ровной утоптанной земле и уже практически впиталось, а бабушка лежит на спине, широко раскинув руки. Их корова Марта стояла рядом, нервно переступая с копыта на копыто, но похоже старушка успела ее подоить, и та вела себя спокойно. Егор не просто подбежал, он подлетел к своей бабушке и, упав перед ней на колени, наклонился к самому ее рту. Дыхание ее он почувствовал, но ему очень не понравились ее хрипы, вырывавшиеся вместе с выдохом из бронхов. Так мог дышать человек, у которого мог быть бронхит, а могло и воспаление легких. В ее возрасте для Лидии Афанасьевны такое заболевание могло стать серьезной угрозой жизни. Егор бросился наружу.