Индустрия счастья. Как Big Data и новые технологии помогают добавить эмоцию в товары и услуги - [48]

Но все же это больше, чем просто статистическая корреляция. За цифрами стоят пугающие факты, свидетельствующие, что депрессию может вызвать дух конкуренции, способный влиять не только на «неудачников», но и на «победителей». То, что Хейг определил как социалистический страх, когда конкуренция приводит к тому, что люди кажутся неудачниками, было доказано еще более аргументированно, чем даже могли представить прогрессивные школьные учителя в 1970-х годах: было доказано, что и они сами являются неудачниками. В последние годы ряд профессиональных спортсменов признались в том, что борются с депрессией. В апреле 2014 года в Великобритании группа известных бывших спортсменов написала открытое письмо, настаивая на том, чтобы спортивные директора, тренеры и составители программ развития также уделяли внимание хорошему «внутреннему состоянию» наряду с «физическим» с целью уберечь профессиональных спортсменов от этой эпидемии.  [153]

Исследование, проведенное в Джорджтаунском университете, показало, что играющие в футбол в колледже в два раза чаще страдают от депрессии, чем ученики, которые не играют. Другое исследование выявило, что профессиональные спортсменки по характеру во многом напоминают женщин с расстройствами приема пищи, поскольку и те, и другие страдают чрезмерным перфекционизмом [154].

Ряд экспериментов и опросов, проведенных американским психологом Тимом Кассером, выявили, что «амбициозные» ценности, ориентированные на деньги, статус и власть, связаны с большим риском депрессии и меньшей самореализацией [155]. Каждый раз, когда мы сравниваем себя с другими, к чему нас принуждает дух конкуренции, мы рискуем полностью потерять самооценку. И здесь напрашивается грустный ироничный вывод: получается, нужно отговаривать людей, в том числе и школьников, от участия в спортивных соревнованиях [156].

Возможно, нет ничего удивительного в том, что в таких странах, как США, где на протяжении всей жизни человека на первом месте стоит его индивидуальное мышление, существует множество проблем с депрессией, и широко распространено употребление антидепрессантов. Сегодня почти треть всех совершеннолетних в США и практически половина всего взрослого населения Великобритании полагают, что временами они страдают от депрессии, хотя на самом деле этот показатель намного ниже. Психологи доказали: люди счастливее, если они запоминают свои успехи, а не провалы. Это может звучать как глубокое заблуждение, но такой взгляд на вещи явно не хуже, чем депрессивная культура, основанная на конкуренции, в которой все успехи и все неудачи приписываются индивидуальным способностям и стараниям индивидуума.

Но не была ли Америка всегда обществом, основанным на конкуренции? Не была ли это мечта колонистов, «отцов-основателей» и промышленников, которые построили американский капитализм? Этот миф о «конкуренции в обществе как в спорте» появился намного раньше конца 1970-х годов, а вот эпидемия депрессии разразилась именно тогда. Сейчас кажется очень странным, что в 1972 году британские психиатры диагностировали случаи депрессии в пять раз чаще, чем их американские коллеги. И что еще в 1980 году американцы принимали антифобических средств в два раза больше, чем антидепрессантов. Что же изменилось?

От лучшего к большему

16-летний Уильям Хейг вышел на трибуну уже упомянутой конференции в поворотный момент истории западного мира, когда шел процесс формирования экономической политики последнего мира. Согласно статистическим данным неравенство в Великобритании никогда не было таким низким, как в 1977 году [157]. В то же время условия для дерегуляции рынка становились более благоприятными, к этому призывали корпорации, считавшие себя жертвами правительства, профсоюзов и групп давления со стороны потребителей [158]. Стабильно высокая инфляция заставила правительства некоторых стран, в том числе и Великобритании, провести эксперимент под названием «монетаризм», то есть попытаться контролировать объем денег, находящихся в свободном обращении, что также негативно влияло на экономический рост и рынок труда. Тэтчер и Рональд Рейган с нетерпением ждали наступления новой эры, которую позже стали называть неолиберализмом.

Чтобы понять неолиберализм, нужно изучить его последствия: огромные зарплаты руководителей, беспрецедентные уровни безработицы, все более доминантное положение финансового сектора по отношению к другим сферам экономики и обществу, проникновение методов менеджеров частного сектора в другие сферы жизни общества. Анализ вышеперечисленных тенденций крайне важен. Однако, кроме того, важно понять, как и почему их возникновение стало возможным, а значит, необходимо вернуться в то время, когда юный Хейг призывал консерваторов к оружию. В течение последующих 20 лет многие сомнительные аспекты неолиберализма стали столпами новой эры. Среди таких аспектов – вернувшееся почитание как конкуренции, так и экономики счастья.

В самом центре культурных и политических дебатов 1960-х годов находился острый релятивизм, который угрожал основам морали, интеллектуальному, культурному и даже научному авторитету. Под вопросом оказалось право называть некое поведение нормальным, определенные высказывания правдивыми, результаты справедливыми, а одну культуру превосходящей другую. Когда традиционные источники авторитета предпринимали попытки защитить свое право называть вещи таким образом, то их обвиняли в предвзятом отношении, узости взглядов и в ограниченном словарном запасе. На самом деле вопрос стоял не о том, чьи ценности лучше или правдивее, а о послушании, с одной стороны, и непослушании – с другой.