Индийский мечтатель - [6]
— Поручения? Кем?
— Допустим, русским посольством в Лондоне?
— Нет. Я отправился сюда на свой страх и риск…
— Ну хорошо! — прервал его Бенфильд. — Время для путешествий, конечно не очень дальних, у вас найдется. Только одно условие: всякий раз, как пожелаете куда-нибудь поехать, сообщите мне.
На веранде появился человек невысокого роста, с короткой красной шеей и кругленьким брюшком. На вид ему было лет пятьдесят.
— Мой управляющий, — указал на него Бенфильд, — мистер Джеральд Фаррингтон… А это наш артист — маэстро… Лебедев… так, кажется? Условьтесь о встрече, господа, и заключите контракт.
Фаррингтон равнодушно пожал путешественнику руку.
— Рад познакомиться, — пробормотал он. — Завтра, в семь утра. Здесь работают либо спозаранку, либо после заката. В другое время невозможно: жара!
— Согласен, — кивнул Лебедев.
— Тогда приходите сюда же. Назовете привратнику мое имя. Вас проводят прямо ко мне…
— На кой чорт понадобилась вам эта затея, мистер Бенфильд? — спросил управляющий, когда посетитель ушел.
— Не ворчите, Джерри! Этот музыкант нам понадобится. Аткинсон писал, что Лебедеву протежируют в русском посольстве и он пользуется расположением наследника Павла. Россия — страна интересная, Джерри! Там можно делать большие дела. Да и здесь, в Индии, он может оказаться полезным. Англичан здесь ненавидят и боятся, а русских вовсе не знают… Лебедев — малый смышленый и, кажется, чертовски жаден до денег. Иначе зачем ему было забираться в такую даль?.. Эх, дружище, вам не хватает фантазии!
— Зато у вас ее чересчур много, — угрюмо возразил Фаррингтон. — Бог знает, что вам может прийти в голову!
— О да, Джерри! Кем бы я был без этого? Владельцем меняльной лавчонки в Ист-Энде >3 или, в лучшем случае, старшим клерком у какого-нибудь стряпчего в Сити >4. А теперь я повелеваю целыми княжествами, и азиатские деспоты, внушающие ужас миллионам своих подданных, ищут моей милости. Разве не превосходит это самую бурную фантазию? Что касается музыки, то в этом тоже есть смысл…
Он поднялся и, пройдясь по веранде, остановился у мраморной балюстрады.
— Домашняя капелла Поля Бенфильда! Поль Бенфильд — покровитель искусств! Ей-богу, это звучит красиво. Облагораживает фирму…
Солнце скрылось за далекими горами; сразу наступила ночь. Слуги зажгли канделябры. В городе и в гавани тоже зажглись огни. Управляющий молча сидел в кресле, тяжело отдуваясь и поминутно отирая пот. Стремительно и бесшумно проносились летучие мыши.
Пройдя по анфиладе обширных комнат, по галереям и дворикам, вымощенным мраморными плитами, Герасим Лебедев наконец очутился на улице — вернее, на широкой, прямой, как стрела, аллее. Он шел мимо особняков, столь же величественных и роскошных, как тот, в котором только что побывал. Свет огромных окон и распахнутых дверей освещал дорогу. Это было предместье Мадраса, где помещались загородные виллы английских богачей.
«Кто же он, этот Бенфильд? — размышлял Лебедев, шагая под сенью гигантских пальм. — Неужели только коммерсант?»
Он вспомнил знакомых русских купцов. Иные из них владели большими состояниями, но жили просто, незатейливо. Да и в Европе тоже… Такое великолепие бывает только у знатных вельмож и владетельных князей. Видно, он особа важная и влиятельная. А нравом весьма несимпатичен: властный, черствый, заносчивый!.. Не очень-то приятно находиться у него на службе. Впрочем, при санкт-петербургском дворе служить было тоже неприятно. И у гетмана Кирилла Разумовского, и у венгерского графа Эстергази…
Быть в услужении всегда неприятно.
«Ну, ничего! Все складывается не так уж худо… Нелегко, вероятно, подобрать здесь хороших музыкантов. Завтра же начну поиски, познакомлюсь со здешними жителями».
Пышные виллы предместья остались позади. Начались узкие улочки «черного города» — туземной части Мадраса, освещенные колеблющимися огоньками масляных плошек.
У ворот приземистых домиков, на их плоских кровлях сидели и лежали люди. После захода солнца все вышли из домов, хотя духота нисколько не уменьшилась. Воздух был так густ и плотен, что казалось, его можно разрезать ножом. Чад жаровен, запах пищи смешивался с тяжелым смрадом отбросов и нечистот.
Некоторые уже спали, растянувшись прямо на земле. Другие беседовали, спорили, пели, бранились. Нежно шептались влюбленные. Иссохшие старики и старухи жевали беззубыми деснами размоченные в воде лепешки. В кучах мусора копошились скелетообразные дети.
«Вот она, Индия! — подумал Герасим Степанович. — Не такая, как в легендах и поэмах… Зато настоящая…»
С самого утра он без устали бродил по городу, несмотря на палящий зной, от которого все европейцы прятались за наглухо закрытыми ставнями. Впечатления были еще слишком новы и смутны, чтобы можно было в них разобраться. Но сразу же ему бросился в глаза контраст между великолепием английских дворцов, парков, пышных выездов и ужасающей нищетой, в которой жило большинство коренных жителей.
Из дверей базарных харчевен, завешенных пологами, сплетенными из соломы и травы, раздавалась музыка: переборы какого-то струнного инструмента, глухие удары бубна, высокий голос певца.
— А что, ежели взять здешних артистов, — сказал вдруг Лебедев вслух, — да научить их европейской музыке?..
Эта книга переносит нас в то далекое прошлое нашей Родины, когда страной правила императрица Екатерина II. Мы видим здесь картины быта отсталой крепостной русской деревни и жизнь северной столицы с ее роскошными дворцами. Мы переносимся к стенам древнего Кремля, освещенных пламенем костров московского «чумного бунта», вместе с героями присутствуем на Болотной площади во время казни Емельяна Пугачева — вождя грандиозного крестьянского восстания, всколыхнувшего всю Россию. Мы видим смелых вольнодумцев и слышим пламенные речи тех, кто дрался на баррикадах Великой французской буржуазной революции. Конец XVIII века дал России мужественного и бесстрашного летописца русской действительности — Радищева, который ценой своей личной свободы рассказал людям правду о жестокости и бесправии, царящих на русской земле. В то время писал свои смелые памфлеты знаменитый Новиков, сочинял оды Сумароков, а гениальный зодчий Баженов возводил роскошные дворцы. Вместе с русским художником Иваном Ерменевым мы попадаем в Париж и видим штурм Бастилии. Рядом с писателями, зодчими и учеными трудились и создавали бессмертные ценности безвестные крепостные и мастера, имена которых забыты.
Финляндия в составе Российской Империи долгое время обладала огромной автономией. На памятнике Александру II в Хельсинки выбито «1863» – год, когда финский язык в Великом княжестве Финляндском стал официальным. Однако русификация начала XX в. вызвала небывалый взрыв антироссийских настроений, а в 1918 г. красные финны проиграли в Гражданской войне. Так закончилось столетие «русской истории» Финляндии… Эта книга впервые во всех деталях восстанавливает революционные события 1917 г. и боевые действия Гражданской войны в Финляндии.
Исторические приключения на экзотическом Востоке. Доблестные рыцари и воины ислама, прекрасные принцессы и загадочные города, орды кочевников и древние сокровища… Кормак Фицжоффри родился на земле, где балом правили насилие и кровь. Но он смог выжить. Странствующий воин, наемник и мститель. Немного у него друзей, и тот, кто причинит им вред, рискует не дожить до рассвета… Кормак хочет освободить своего суверена из лап врагов, и для этого ему нужно найти выкуп. Причем выкуп королевский. В этом ему может помочь местный царек-разбойник.
Не все продается и не все покупается в этом, даже потребительском обществе!
Япония, Исландия, Австралия, Мексика и Венгрия приглашают вас в онлайн-приключение! Почему Япония славится змеями, а в Исландии до сих пор верят в троллей? Что так притягивает туристов в Австралию, и почему в Мексике все балансируют на грани вымысла и реальности? Почему счастье стоит искать в Венгрии? 30 авторов, 53 истории совершенно не похожие друг на друга, приключения и любовь, поиски счастья и умиротворения, побег от прошлого и взгляд внутрь себя, – читайте обо всем этом в сборнике о путешествиях! Содержит нецензурную брань.
Роман-приключение о мото-путешествии в тибетский загадочный регион, которое состоялось в 2019 году. Экспедиция прошла по маршруту российского путешественника Гомбожаба Цыбикова в Тибет в начале 20 века. Цыбиков отправился в Тибет по заданию российского правительства под прикрытием буддиста-паломника. Гамбожаб сделал первые фотографии Тибета. Как изменился за 120 лет Тибет, и как поменялось его восприятие окружающими? «Так сложно свыкнуться с мыслью, что весь Тибет есть замысловатое переплетение реальности и вымысла».
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.